Наши ИгрокиАльберт ШЕСТЕРНВ
Шестернев Альберт Алексеевич. Защитник. Заслуженный мастер спорта. Родился 20 июня 1941 г. в г. Москве. Скончался 5 ноября 1994 г. в г. Москве.
Воспитанник команды Московско-ярославского отделения Московской железной дороги «Локомотив», затем футбольной школы московского ЦСКА.
Выступал за команду ЦСКА Москва (1959 - 1972).
Чемпион СССР 1970 г.
Лучший футболист СССР (по результатам опроса еженедельника «Футбол») 1970 г.
В сборной СССР провел 90 матчей. За олимпийскую сборную СССР сыграл 9 матчей. Также за сборную СССР сыграл в 1 неофициальном матче.
Финалист Кубка Европы 1964 г. Полуфиналист чемпионата мира 1966 (4-е место) г . Участник чемпионата мира 1970 г. Участник чемпионата Европы 1968 г. Участник матча сборная ФИФА - сборная Бразилии в 1968 г. Занял 10-е место в опросе «Франс футбол» («Золотой мяч») в 1970 г.
Тренер в ЦСКА Москва (1974, 1981, 1982). Главный тренер ЦСКА (1982 - 1983). Старший тренер в футбольной школе ЦСКА (1975 - 1981). Начальник футбольной школы ЦСКА (1984 - 1985).
Это был непроходимый защитник. Стремительный, как бегун-спринтер, техничный, как бразильский виртуоз, и к тому же обладающий невероятным даром на ходу разгадывать замыслы соперников. Эта его способность временами казалась сверхъестественной! Поневоле думалось, что Альберт читает чужие мысли. Такой момент: Шестернев делает молниеносный рывок на перехват нападающего и внезапно круто меняет направление бега - в тот самый миг, когда нападающий отдает мяч партнеру. И Шестернев - тут как тут!
Нападающие его боялись и старались обходить стороной, потому что в единоборстве обыграть его было практически невозможно. И слава о нашем великолепном защитнике прокатилась далеко за пределы страны. Знаменитый нападающий сборной ФРГ Эммерих, встретив наших тренеров на чемпионате мира в Англии, первым делом спросил: «А ваш Иван Грозный приехал?» Это он так называл Шестернева.
Приехал. И отыграл так, что его включили в сборную ФИФА в матче со сборной Бразилии. И нарекли «столпом обороны».
На поле он держался хозяином. Никогда не суетился, не бегал суматошно и ни разу не показался растерянным. Он производил впечатление некоей гранитной глыбы, о которую вдребезги разбивались волны атак соперников.
Вне всяких сомнений: такого надежного, уверенного в своих силах защитника в нашей сборной не было ни до, ни после него. Когда сборная Бразилии обыграла нашу команду в Москве со счетом 3:0, Шестернев не играл, был травмирован. А в скором времени в Рио-де-Жанейро наши сыграли 2:2. Но уже с Шестерневым.
А вне футбольного поля был Альберт совсем другим человеком: мягким, старавшимся избегать назревавших конфликтов. Никогда в жизни никого не обидел. Если надо было помочь кому-нибудь, то просить его об этом не приходилось. В нем удивительным образом уживались как бы два человека: один, уверенный в себе, не знающий колебаний в игре, - решительный и бескомпромиссный, и другой - за пределами поля, в жизни, где властвуют иные законы. И где болезненных столкновений несоизмеримо больше, чем между игроками на зеленом ковре футбольного поля. Как оказалось, именно к такой, жизненной игре Альберт оказался неподготовленным. Просто он был человеком с уступчивым, мягким характером. Поэтому и тренера из него крепкого не получилось, хотя одно время он пытался тренировать ЦСКА.
В истории футбола он и по сей день остался одной из самых ярких фигур.
Леонид РЕПИН. Газета "Комсомольская правда".
В октябре 1971 года в Севилье состоялся отборочный матч чемпионата Европы между сборными СССР и Испании, в котором наши футболисты выстрадали нулевую ничью, равную победе. Никогда, ни до этой встречи, ни после, не доводилось видеть ничего подобного: весь матч наши игроки провели на своей половине поля, не ударив ни разу по воротам соперников. Вот что написал об этой встрече специальный корреспондент «Советского спорта» в Севилье Лев Филатов: «Полтора часа нескончаемых атак испанцев. У наших — никакой ответной игры, и вся ноша, весь груз — на плечах защитников во главе с капитаном Шестерневым и вратаря Рудакова, которые в тот сумасшедший вечер перевыполнили все разумные нормы футбольного труда, приходящегося на один матч. Ставка была больше чем жизнь — выход в восьмерку финалистов чемпионата Европы, и мы своего добились…
После этой игры Альберт Шестернев въехал в Москву, образно говоря, на белом коне. Это был пик его славы. И кто бы тогда мог подумать, что для Ивана Грозного «севильский бенефис» на пару с Евгением Рудаковым станет последним матчем в составе сборной? Но именно так все и случилось: травмированное колено (последнее время он играл на уколах) больше не позволило Шестерневу надеть футболку национальной команды, неотъемлемой частью которой, казалось, он будет всегда…
Борис ВАЛИЕВ. Газета "Советский спорт" 38, 01.03.2003 г.
СПОРНОСТЬ ПРАКТИЦИЗМА
Как всегда после сезона, был проведен опрос спортивных журналистов для определения лучшего футболиста 1970 года. Абсолютным большинством голосов был назван Альберт Шестернев.
Первый вопрос, для того чтобы нам сразу "выяснить отношения"; не удивляет ли вас то обстоятельство, что интервью вы даете человеку, который поставил вас в списке не первым, а вторым?
- Ни в малейшей степени. Мне, конечно, льстит окончательный итог, но я не настолько самоуверен, чтобы полагать, будто все голоса без исключения должны быть поданы за Шестернева.
- Могу объяснить свою позицию. Я глубоко чтил покойного Григория Федотова, как великого футболиста и прекрасного товарища. Мы были с ним связаны дружескими отношениями, и поэтому мне казалось по-человечески справедливым, чтобы во главе списка лучших футболистов года наконец-то появилась фамилия Федотова. Тем более что и сезон-то Федотов-младший отыграл на высшем уровне, а в решающем матче забил два гола и - невольно - "сделал" третий.
- Вполне вас понимаю...
- А если так, то по логике вещей такой вопрос. Представим, что Альберт Шестернев не играет в футбол, а занимается спортивной журналистикой. Как бы он распределил места в тройке?
- Первое место я без колебаний, как и некоторые другие, отдал бы Федотову, вторым поставил бы своего ближайшего партнера Владимира Капличного. А третьим... третьим... А что, не назвать ли спартаковца Николая Киселева?
- Это несколько странно. Должен сказать откровенно, что Киселев вообще-то мой любимец, но я разделяю мнение большинства специалистов, что минувший сезон сложился для него несколько неудачно. К тому же вы сами в соавторстве с Л. Яшиным критиковали его в печати.
- Хорошо, убедили. Пойдем дальше. Оценки игры команд - призеров чемпионата, да и не только призеров, давались в печати многократно, в том числе и вами. Не считаете ли возможным что-либо добавить?
- Право, не знаю, нужно ли. Мы счастливы своей победой в чемпионате, но в потоках добрых слов в наш адрес есть некоторые преувеличения. Я не опасаюсь, что у моих товарищей по команде закружится голова от похвал, но объективность требует признать, что пока еще не все вопросы, связанные с формированием состава, тактической целесообразностью нашей игры в каждом отдельном матче в стратегическими расчетами на весь сезон в целом, психологической устойчивостью футболистов и т. п., решены нами в такой степени, чтобы быть абсолютно спокойными за свое будущее. Не собираюсь говорить о других, но похоже, что, например, киевляне на этот счет сомнениями не терзались. До тех пор, пока дело у них не пошло под уклон в не потребовалась основательная ломка многих привычных представлений. А это, в свою очередь, привело к изнурительнейшей нервотрепке. Нет, надо быть дальновиднее, предусмотрительнее.
- Прежде чем задать следующий вопрос, я хотел бы рассказать о своем недавнем разговоре с Сергеем Сальниковым. Мы вспоминали московский матч 70-го года "Спартака" с "Базелем", и Сальников заметил, что он никогда не сможет понять, как это москвичи при счете 3 : 0 в свою пользу, когда до финального свистка оставалось четверть часа, продолжали играть, как он выразился, в "романтический футбол". Требовалась игра совсем иного рода: жесткая, плотная, с долгим держанием мяча, связывающая противника по рукам и ногам, не дающая ему свободно дышать. Так бы, например, по мнению Сальникова, действовал "Интер".
- Предугадываю, что за этим вопросом кроется. Видите ли, в практицизме всегда есть что-то неприятное, он как бы оправдывает любые средства для достижения цели. Кажется, Эленио Эррера в бытность свою тренером "Интера" сказал: "Мы играем как нам удобнее и выгоднее, а другие пусть играют как они хотят". Это палка о двух концах: в Мексике против уругвайцев мы решили играть как будет удобнее и выгоднее нам, а оказалось, что это удобнее и выгоднее соперникам.
Динамовцев в решающем матче с нами критиковали за то, что, ведя 3:1, они старались ввести игру в спокойное русло, сбить темп, перекрыть все подступы к своей штрафной, угрожая отдельными контратаками. Я не знаю, что сказал им в перерыве тренер Бесков, но не думаю, чтобы он был столь прямолинеен. А бывает, что футболисты самопроизвольно, даже вопреки тренерской установке, начинают вести игру именно в таком плане. И не всегда легко преодолеть в себе этот, если можно так выразиться, барьер психологической несовместимости между тем, что сейчас тактически разумно и что неразумно. Многое, понятно, зависит и от поведения противоборствующей стороны. В футболе всякое случается. Я не склонен столь безоговорочно обвинять динамовцев; им, очевидно, казалось, что игра ясна и за ними остается право выбора, в каком ключе довести ее до логического конца. Вполне допускаю, что и другие команды в подобных ситуациях действовали бы так же.
Термин "романтический футбол" мне представляется любопытным и удачным, хотя и несколько условным. У Сальникова хорошее перо и громадный футбольный опыт, и было бы интересно, чтобы он подробнее развил это свое высказывание. Я же скажу, что хотя я в принципе и против откровенного практицизма, не соглашусь все же с теми, кто мечет громы и молнии на ияых тренеров и команды, которые, дескать, свою первейшую цель видят в... погоне за очками. А как иначе? Киевляне три года подряд набирали больше всех очков и три года подряд становились поэтому чемпионами. Мы на фияише минувшего чемпионата все время гнались за динамовцами и могли ли пренебречь хоть одним очком? Это было бы для нас гибельным. Не надо ложных противопоставлений. Сумма очков у классной команды - пусть порой и с известными потерями - всегда будет внушительнее, чем у неклассной, - эта истинна настолько очевидна, что ее незачем и доказывать. А что такое подлинный футбольный класс, опять-таки, полагаю, объяснять не нужно. Это та же "открытая", но еще не обжитая Америка. Нами по крайней мере.
- Очень многое. Я, к примеру, не в состоянии попять, как может столько лет плестись в хвосте один из старейших центров отечественного футбола - Ленинград. Правда, в кубковых матчах "Зенит" задал армейцам жару, но ведь в конце-то концов команда еле-еле удержалась в высшей лиге, а это не частное дело ленинградцев, не вопрос их собственного престижа - это проблема, которая должна занимать всю футбольную общественность страны.
Надо быть последовательными. Мы стыдливо закрываем глаза, когда трибуны иных наших стадионов оказываются во власти хулиганов, и не наказываем такие стадионы, не лишаем их права принимать гостей.
После мексиканского чемпионата много говорилось о колоссальной важности психологической подготовки, волевой настроенности команд. Это не новинка. В октябре московские динамовцы на своем поле, а мы, армейцы, в гостях проиграли "Шахтеру". Правда, "Шахтеру" очки нужны были позарез, но и москвичи в них тоже нуждались (вот еще один пример, если вспомнить наш разговор об очках). Почему же донецкая команда в обоих случаях оказалась "на коне"? Почему москвичи ей уступили, что сыграло главенствующую роль в исходе матчей? Примеры этого рода могли бы дать повод для серьезных исследований ученых-психологов, для их последующих рекомендаций.
Мы не осведомлены, что думают об этом зарубежные специалисты, а это было бы, наверное, полезно знать. Вообще, переводной литературы у нас издается крайне мало, а футбол то и дело, и правильно, именуют "мировым". Молодые футболисты почти совершенно не видят зарубежных научно-популярных фильмов, им приходится довольствоваться лишь редкими телепередачами. Все это тоже в большей или меньшей мере тормозит наш рост.
- Что вы думаете о предстоящих международных встречах?
- Планирование подготовки сборной - обязанность тренеров. Я как игрок и капитан одно могу сказать: в чемпионате Европы противники у нас чрезвычайно серьезные, и их необходимо заранее тщательно изучить, причем, может быть, не только тренерам, но и некоторым игрокам. Ну, скажем, посмотреть несколько лучших клубов Испании, на которых основывается сборная. Познакомиться с фильмами, если их возможно добыть, почитать литературу... Я говорю об этом потому, что обычно нам недостает информации о противнике, в "разведке" мы проигрываем.
- И последнее. Каковы ваши планы?
- Хотелось бы верить, что сумею в предстоящем сезоне оправдать доверие, оказанное мне в новогодней анкете спортивными журналистами. Я отношу его не просто лично к Шестерневу, но и к моим товарищам по клубу, к его тренерам, которым я всем обязан.
И. БАРУ. Еженедельник "Футбол-Хоккей", 1970 г.
Молоденький репортер НТВ, упомянув об уходе из жизни Альберта Шестернева, честно с экрана признался: "Мы не видели его в деле, но верим, что он был замечательный игрок".
Все знакомые с ним, впрочем, как и незнакомые, на трибунах, звали его Аликом. Нежное, мальчиковое имя ему на удивление шло, нисколько не противоречило его мужской стати, росту, силе, саперной работе на краю обрыва, которая вменена в обязанности центрального защитника. Весь его склад заставлял вспоминать другие века, картины Васнецова, Нестерова, Корина.
Счастлива компания, приятельская или служебная, включающая в себя человека влиятельного и миролюбивого, умеющего гасить вспышки, перехлесты, осаживающего задир и крикунов. Таким я видел Шестернева в обществе игроков сборной, за запертой дверью обсуждавших наболевшее, возмущавшее. А голосом он был наделен слабым, спрятанным, и, чтобы хорошенько разобраться в им сказанном, надо было прислушаться, попросить тишины у окружающих. Но так как все знали, что Алик обязательно произнесет дельное, говоруны умолкали.
Не из чувства порядка вмешивался он в горячие перепалки. Он не терпел суесловия, болтовни, имел свои твердые убеждения, свое понимание и чувствование игры, и защищал их каменно, как ворота. Однажды мы с ним оказались на заштатном стадиончике, где играли две не Бог весть какие аргентинские команды. Оказались, чтобы убить время. В таких случаях невольно ждешь чего-то забавного, происшествий, курьезов. Так вначале и было, поводов посмеяться хватало. И тут вдруг аргентинец сзади въехал в ноги противника, и того, захромавшего, увели с поля. Наши шуточки кончились, больше ничего Шестернев замечать не желал. "Вот что подлее всего - удар сзади. Пусть он на меня пойдет грубо, с прямой ногой, но мне навстречу, в открытую, тут уж моя забота увернуться, отпрыгнуть. А сзади - я же беззащитен".
Перевести разговор на что-то другое было невозможно, Шестернев оседлал эту тему, вспоминая разные случаи, его коробившие, недоумевал, почему отворачиваются судьи. И ведь обличительную речь держал не форвард, которого вечно норовят как-нибудь зацепить, а защитник, сам обязанный наводить ужас. Кажется, в наши дни дело сдвинулось, наконец, верхи провозгласили борьбу с опасными подкатами, с ударами сзади. Будь на то воля Шестернева,
борьба эта началась бы лет на тридцать раньше.
Конец 1970 года. Команда Шестернева, ЦСКА, после очень и очень долгого перерыва - чемпион, а он сам избран прессой лучшим игроком года. Все сбылось, что можно было загадать: радуйся, гуляй, душа! И он дает полагающееся интервью. Вслушайтесь, оцените им сказанное: "Мы счастливы своей победой в чемпионате, но в потоке добрых слов есть некоторые преувеличения. Объективность требует признать, что пока еще не все вопросы, связанные с формированием состава, тактической целесообразностью нашей игры в каждом матче, стратегическими расчетами на весь сезон, психологической устойчивостью, решены нами в такой степени, чтобы быть абсолютно спокойными за свое будущее".
Догадываюсь, что репортер придал сказанному Шестерневым, капитаном армейцев, для солидности, несколько наукообразное звучание. Алик выражался проще. Однако в смысле не
сомневаюсь. Не на скромность и сдержанность обратим внимание. Полагается вспомнить, что в следующем чемпионате ЦСКА укатился на 12-е место. Как не предположить, что капитан еще в победные дни видел, предчувствовал неладное!
Не собираюсь утверждать, что "тройки" помельчали, особенно если припомнить, что на этой позиции мы видели в сборной Фоменко, Конькова, Чивадзе, Капличного, Хидиятуллина. Просто постепенно менялся строй игры, и так же, как теперь, полузащитники не удивляют, если забивают голы чаще, чем записные форварды, так же и защитники без поддержки игроков середины поля выглядят в наши дни конфузно, словно полураздетые. Нынешние центральные защитники прославляют себя набегами на чужие ворота, а игрок этого амплуа в эпоху Шестернева прежде всего ценился как "столп", "скала", "бастион". Окончательно Шестернева ввел в сборную в сентябре 1963 года Бесков, чтобы сразу двинуть его в полымя чемпионата Европы, того самого, в котором советская команда в конечном итоге взяла высокое второе место, а тренер был смещен.
Вспоминая, особенно много лет спустя, легко впасть из лучших побуждений в пафосное состояние, прибавить, раздуть. Чтобы избежать подозрений, приведу выдержку из своего репортажа с чемпионата мира 1966 года из Лондона. Очевидцам ведь не вотрешь очки. "Советский спорт", 2 августа. "Он любит думать, говорить и спорить о футболе. Он готов этим заниматься когда и сколько угодно. Он идет на матч, настраиваясь на то, чтобы не дать себя обмануть. Это, прежде всего. А теперь можно сказать и о том, что Шестернев высок, силен, быстр, поворотлив, что его внешние данные замечательны для центрального защитника.
Не так уж часто мы восхищаемся и любуемся действиями игроков обороны. Спрос с них прост: они должны быть стеной, о которую рушатся прекрасные, тонкие замыслы форвардов. Шестернева можно наблюдать специально. Когда накатывается атака, даже издали, с трибуны, по выражению его изготовившейся фигуры чувствуешь, что человек решает задачу. Как только он ее решил, его движения, его рывок обретают неудержимую силу. Это продолжается считанные мгновения, но они наделены чертами футбольной красоты. Шестернева отличает корректность, обязательная примета выдающегося мастера. Таким Шестернев и был в матчах чемпионата мира. Под конец ему не повезло. Он неудачно упал на последней минуте матча с венграми и против сборной ФРГ играл с ушибленным плечом. Никто этого на стадионе не почувствовал".
В том донесении с места событий, которому я сам доверяю чуть больше, чем сегодня памяти, мне дорога попытка схватить суть игры Шестернева. Сообразительность и скорость. Это - в двух словах.
Шестернев второй по числу проведенных матчей за сборную СССР после Блохина, их у него 89, из них в капитанах он состоял в 67, этот рекорд - его.
27 октября 1971 года. Севилья. Отборочный матч чемпионата Европы. Испания - СССР - 0:0.
После матча - к своим в раздевалку. Меня просто напугал вид защитников - Шестернева, Хурцилавы, Дзодзуашвили, Истомина, когда я им, обессилено сидевшим на скамейках, пожимал руки. Обостренные, вдвое уменьшенные лица, глаза остановившиеся. Подошел к Шестерневу, ничего не спрашиваю, стою.
- Ну и матч, - тихонечко выдохнул Алик, покачивая головой. - В шестьдесят четвертом, в Мадриде, и то было полегче... (он имел в виду финал Кубка Европы).
Обязан повиниться: долго после этого не ведал, прозевал, что севильский матч был последним в карьере центрального защитника сборной СССР Альберта Шестернева. Ну никак не было похоже тогда, после той геройской обороны, что срок его исчерпан. Но ежели так получилось, то более впечатляющей концовки для защитника и придумать невозможно.
Лев ФИЛАТОВ. Еженедельник "Футбол" 47, 1994 г.