Значение Роджера Федерера в истории мирового тенниса
Федерер - величайший теннисист своего времени, он - достойный приемник Сампраса и прежних талантливейших игроков, его именем по праву может быть названа новая эпоха современного тенниса.
Он - не просто один из талантливейших самородков, его причисляют к числу теннисной интеллигенции. Он имеет определенную манеру игры - тактическую чуткость, заставляющую вспоминать, что теннис есть поистине игра ума, вместе с безукоризненной техникой выполнения ударов, - манеру поведения, стиль одежды, позволяющие ясно видеть достаточно определенную преемственность этого, казалось бы, современного скоростного, можно даже сказать, атлетического вида спорта с тем самым лаун-теннисом, в который играли английские джентльмены в своих костюмах и модных туфлях.
Его игра может быть названа искусством, а он - художником. Здесь мы не найдем какого-то скучного одинаково стабильного перекидывания мяча, когда единственным преимуществом одного из двух игроков можно назвать способность к более длительному безошибочному исполнению того же десятилетиями отработанного движения, сочетающуюся с прекрасным чувством времени подлета мяча и его траектории, а также еще и с силой удара, что в совокупности называется мастерством и чем обыкновенно отличается один игрок от другого, - нет, нет, здесь мы видим совсем иное: гениальные розыгрыши сочетаются с, порою, совершенно детскими ошибками, а невнятное, вполне рядовое начало игры завершается блестящей победой, так что кажется, будто это художник то пробует наносить на холст необычные мазки, и удаляя неудачные, заменяет их новыми, в которых узнается хотя бы еще и незавершенная, но доселе невиданная по искусству исполнения живопись, то он же, будто начав письмо как-то совсем невыразительно и ординарно, вдруг, словно по вернувшемуся вдохновению, оканчивает картину в удивительном неповторимом стиле. И если прав изрекший, что писателями становятся, а поэтами рождаются, то не будет преувеличением сказать, что мы видим поэта, возвышающего свою вдохновенную лиру над, пускай, мастерской, но все же писательской прозой. Или предстал нам некий композитор, который на минуту забываясь и теряя контроль над происходящим, слышит рождающуюся в нем прекрасную мелодику звуков и как бы пробуждаясь хватается за перо, чтобы увековечить очередное превосходное творение?
А исполнитель, хотя бы виртуозный, разве не уступает композитору, имеющему музыку своим дыханием?
Вот только некоторые штрихи к портрету Роджера Федерера, возводящего игру в теннис на уровень искусства.
Он - не просто один из талантливейших самородков, его причисляют к числу теннисной интеллигенции. Он имеет определенную манеру игры - тактическую чуткость, заставляющую вспоминать, что теннис есть поистине игра ума, вместе с безукоризненной техникой выполнения ударов, - манеру поведения, стиль одежды, позволяющие ясно видеть достаточно определенную преемственность этого, казалось бы, современного скоростного, можно даже сказать, атлетического вида спорта с тем самым лаун-теннисом, в который играли английские джентльмены в своих костюмах и модных туфлях.
Его игра может быть названа искусством, а он - художником. Здесь мы не найдем какого-то скучного одинаково стабильного перекидывания мяча, когда единственным преимуществом одного из двух игроков можно назвать способность к более длительному безошибочному исполнению того же десятилетиями отработанного движения, сочетающуюся с прекрасным чувством времени подлета мяча и его траектории, а также еще и с силой удара, что в совокупности называется мастерством и чем обыкновенно отличается один игрок от другого, - нет, нет, здесь мы видим совсем иное: гениальные розыгрыши сочетаются с, порою, совершенно детскими ошибками, а невнятное, вполне рядовое начало игры завершается блестящей победой, так что кажется, будто это художник то пробует наносить на холст необычные мазки, и удаляя неудачные, заменяет их новыми, в которых узнается хотя бы еще и незавершенная, но доселе невиданная по искусству исполнения живопись, то он же, будто начав письмо как-то совсем невыразительно и ординарно, вдруг, словно по вернувшемуся вдохновению, оканчивает картину в удивительном неповторимом стиле. И если прав изрекший, что писателями становятся, а поэтами рождаются, то не будет преувеличением сказать, что мы видим поэта, возвышающего свою вдохновенную лиру над, пускай, мастерской, но все же писательской прозой. Или предстал нам некий композитор, который на минуту забываясь и теряя контроль над происходящим, слышит рождающуюся в нем прекрасную мелодику звуков и как бы пробуждаясь хватается за перо, чтобы увековечить очередное превосходное творение?
А исполнитель, хотя бы виртуозный, разве не уступает композитору, имеющему музыку своим дыханием?
Вот только некоторые штрихи к портрету Роджера Федерера, возводящего игру в теннис на уровень искусства.
Для мене Роджер-тенсний брат Здана, настльки схож нтутивним веденням гри.