Лиза Морозова о перформансе и контактной импровизации

Когда я слышу слово «перформанс», я хватаюсь за пистолет. Затертое и расширившееся до предела, оно уже давно не обозначает ничего — ни актуальных идей, ни эксперимента, ни принадлежности к определенному виду искусства. Потому особенно остро встает вопрос о критериях: как же отделить тогда зерна от плевел, а практику, именуемую гордым словомperformance art, от кальки с английского — «представление», «шоу»?

На этот счет существует множество мнений (вот некоторые из них). Посетив довольно много перформансных фестивалей, я бы рискнула добавить к списку определений сущности перформанса такое забытое слово, как «аутентичность». Правда, это нелегко сделать после Розалинды Краусс, разоблачившей миф о подлинности авангарда и спонтанности жеста. Тем более невозможным кажется использование сегодня слова «искренность», вызывающего стойкие ассоциации с последователями Евгения Гришковца.

Но, на мой взгляд, именно этой тонкой субстанции часто очень не хватает в современном визуальном искусстве. Когда становится совсем невмоготу, приходится ходить за ней, как за витамином, «налево» — в смежные жанры. Чуть ли не последнее свое прибежище она находит, пожалуй, в перформансе танцевальном, паратеатральном, пластическом, где этот уникальный компонент сохранился, как в заповеднике, почти в первозданном виде.

Во многом это оказалось возможным благодаря широкому распространению таких интернациональных практик, как аутентичное движение (одни участники медитативно двигаются с завязанными глазами, другие за ними наблюдают), японский танец буто и особенно контактная импровизация (далее КИ). Она считается одним из самых распространенных языков современного танца, являясь для многих также стилем жизни и духовной практикой.

Мир КИ — это отдельная планета со своими законами, а также журналамии фестивалями. Прочесть интервью со Стивом Пэкстоном, основавшим это направление в 1972 году, можно здесь. В прессе КИ иногда называют «арт-спортом», но это не совсем точно: ее приверженцам как никому чужда идея соревновательности. Скорее это особый образ мышления, утопическая попытка идеальной коммуникации, встречи с Другим.

Участие в КИ предполагает полное равенство: используя определенные техники, хрупкая девушка без труда может поднять мужчину, слепой — зрячего, поэтому с самого начала своего существования эта практика использовалась также в целях социальной реабилитации. Изначально движение КИ в большей степени носило также социально-политический характер, хотя и сейчас «контактники» иногда устраивают на улицах танцевальные митинги протеста, защищая права различных групп.

Их сообщество кажется намного более открытым и доброжелательно настроенным к новичкам, чем мир актуального искусства: например, присоединиться к контактному «джему» может любой желающий. Я лично знаю людей, нашедших себя в этой практике, — их жизнь и облик в ходе занятий КИ просто на глазах изменились.

продолжение читайте здесь:
www.openspace.ru/art/projects/88/details/10740/