Название: История одной прогулки Герои: Ягудин, Плющенко, Жубер, Вейр, Ламбьель
Плющенко сентиментально вздыхал, лежа на кровати. Его одолевала «Рождественская грусть», в доме стояла тишина и благодать – ага, и это в пятницу вечером!... Блондин трагически скривился и загрустил. Тихие хихикания из-под окна вывели его из состояния транса. На цыпочках Великий и Ужасный подкрался к окну и выглянул. В кустах сидели Вейр с Ламбьелем и чинно распивали литру коньяку, по всей видимости, стащенный у Леши, если судить по выражению их лиц. Плющенко хулигански свистнул, от чего гоп-компания резко вытянулась в струнку и синхронно попыталась замаскироваться под кусты.
- Употребляете, значит, - ласково осведомился Плющенко и оскалился совсем ласково. Вейр икнул и улыбнулся, лихорадочно соображая, как избавиться от явно не прочь тоже принять чемпиона. Подумав и так и сяк, американец пришел к неутешительному выводу, что делиться придется. - Ну, это… Угостишься? - Угостишься, - согласился Плющенко и кивком головы позвал нерадивых пьяниц в комнату. Те проворно перелезли через подоконник, нежно обнимая бутылку. В этот момент в комнату тихонько поскреблись. Троица дернулась и в стратегическом порядке рассыпалась по комнате: кто в шкаф, кто под кровать, Плющенко счел за лучшее спрятаться за пальмой в кадке. Впрочем, без особого успеха – у цветущего как вейровские посадки, фигуриста габариты были явно не пальмовские.
Дверь тихонько приоткрылась и на пороге нарисовался Жубер в пижаме из старого костюма. Фасон ее отличался, по словам Джонни, с восторгом описывавшего ее в ближайшем баре всем слушателям, редкостной гениальностью. То есть, фасон-то был самым обычным, но если учесть то, в какой пропорции возрастало количество прозрачной ткани в костюмах француза, то пижама прикрывала всего ничего. А точнее, совсем ничего. От вида француза Плющенко не выдержал и, плюнув на маскировку, заржал, чем и выдал себя. Жубер обрадовался столь бурному веселью и бочком прополз в комнату, нюхом ищейки учуяв спиртное.
- А… весело у вас тут! – радостно заявил француз, теребя резинку штанов. Вейр следил за ним щенячьим взглядом. Плющенко нервно сглотнул и усилием воли заставил себя отвести глаза от сеточки.
- Ну, это… Проходи, что-ли, не стой на пороге. – вздохнул Плющенко, понимая, что сейчас придется уже не делиться, а ДЕЛИТЬСЯ. Ламбьель икнул – в нем еще булькал коньяк. - А я тут прихватил… - Жубер застеснялся как красная девица и жестом фокусника достал бутылку Jack Daniels из неожиданного места. Компания выпучила глаза. Вейр восхищенно присвистнул.
Через два часа было выпито все, что горит. Немного подумав, Джонни расщедрился и притащил свежий урожай со своей деляночки. Стало совсем хорошо. Плющенко валялся на диване и вдохновенно философствовал, периодически грозно сверкая глазами, Джонни решил продемонстрировать всем, какой он гибкий, и сейчас упоенно вспоминал все, что вынес из занятий йогой, Ламбьель хихикал и гонял с себя усатых чертей в черно-красную крапинку, Жубер хищным взглядом смотрел на пальму.
- А давайте поедем кататься на речку? – лениво вопросил блондин. - Да мы бы с радостью, только вот на чем? – поинтересовался Вейр из позы лотоса, больше напоминавшей позу сильно погрызенного, выросшего в плохой экологии кактуса. - А хотя бы на ягудинском джипе! – уверенно заявил Женя. - Э.. Женя? А Леша того, против не будет? – тихонько поинтересовался Жубер, увлеченно запихивая нашинкованную пальму в самокрутку. После чего поджег, затянулся и восхищенно пробормотал: “Ве-е-е-ещь…” - Не будет, - уверенно заявил блондин, набирая какой-то номер на телефоне. После чего, поманив за собой остальных, подкрался к Лешиной двери и замогильным шепотом позвал: - Леша! Тебе Татьяна Анатольевна звонит! Последовший секунду спустя живописный набор русской ненормативной лексики из-за дверей Ягудина заставил всю компанию нервно захихикать. А глухой стуки шорох, донесшийся следом, явственно возвестил о том, что бывший олимпийский чемпион нашел спасение под кроватью. - До утра точно просидит. – удовлетворенно сообщил Плющенко. – Я его так еще в Солт-Лейк-Сити пугал. Спустя пол-минуты вся гоп-компания уже залазила в орущий джип со сломанным замком и выдернутой сигнализацией.
Плющенко залихвастски вел джип, плавно лавируя между деревьев. Компания гналась за зайцем по пресеченной местности уже около получаса. Джип ревел, заяц бежал, Плющенко свистел в два пальца, остальная компания улюлюкала. Никакого эффекта эта погоня так и не принесла, потому что Вейр завизжал нечеловеческим голосом: - Смотрите, е-е-е-е-е-е-ежик! Джип встал как вкопанный, мародеры горохом высыпались из машины и побежали к перепуганному ежику. Дыша перегаром и матерясь, фигуристы поднесли офигевшего от такого внимания ежа к фарам и ждали, пока он развернется. ж, видимо, решил живым не сдаваться, а посему упорно топорщил иголки, фырчал и разворачиваться отказывался. Спустя некоторое время созерцание колючего животного компании надоело, и они, загрузившись в джип, поехали на пляж кататься по кромке воды.
- Эй, у меня две новости! - орал Плющенко в открытое окно, потому что Вейр и Жубер ехали на капоте, распевая песни, - Во-первых, я не помню, как ехать домой, а во-вторых… Тут джип засесть может! Словно откликнувшись на его предупреждение, джип взревел и, ударившись обо что-то, резко остановился. Жубер ласточкой слетел с капота и приземлился на теплый песочек. На него плюхнулся Вейр, которому француз существенно смягчил падение.
Оказывается, машина-зверь плотно засела в иле по самую раму. Почесав затылок, Женя принял решение толкать. Толкали дружно около часа, в результате чего джип засел еще плотнее. Плющенко сочно выругался и, прихватив с собой Жубера, чтобы не скучно было, отправился в ближайший карьер за бульдозеристом, который в тот момент находился в такой состоянии, когда в небе мерещатся зубастые звезды, а запахи становятся квадратными и норовят ввинтиться в нос. С трудом компания растолкала его, причем не сразу – пришедших тот спросонья принял за чертей, пришедших по его душу и дико заорал, отмахиваясь от них гаечным ключом. Джип наконец-то вытащили и поехали обратно тем же путем, аккуратно поставив несчастную машину в гараж, и расползлись по комнатам. И только один лейтенант ГИБДД Худыбердыев весь остаток ночи размышлял, как могло нечто на трех колесах, без бамперов, с погнутыми крыльями и диким ревом ездить воообще…
Если бы кто-нибудь на следующее приятное во всех смыслах, кроме прямого, утро заглянул в окно дома, то узрел бы следующую картину – Жубер сладко храпел, обнимая бутылку Jack Daniels, Вейр, валясь на шелковых простынях, видел себя Скарлетт О'Хара в объятиях мужественного Ретта. Образ мистера Батлера время от времени приобретал то черты Ягудина, то явно блондинистую шевелюру Плющенко – Джонни всегда отличался широтой взглядов. Ламбьелю снились божьи коровки, распивавшие тот самый Jack Daniels, а Плющенко снились медали. Много медалей. Леше не спалось. Едва спасшийся вчера от якобы звонка дражайшей Татьяны Анатольевны, бедняга полночи трясся под кроватью, и только потом выбрался оттуда, движением бывалого спецназовца нырнув под одеяло. Под утро, впервые мучаясь не с похмелья, а с бессонницы, Ягудин решил проблемы просто – залить одно другим. Натянув шорты и тельняшку, Ягудин ощутил себя «Крепким Орешком», и направился в гараж, дабы съездить за виски. Через мгновение душераздирающий крик несчастного чемпиона так некстати прервал сладкий сон остальных обитателей. Хотя в принципе в этом не было ничего сверхъестественного – Ягудин сам не спал и другим не давал. Спать, как правило. Хотя бывали и исключения.
Через полчаса вся честная компания сочувственно смотрела на Лешу, кидавшегося на свой джип. Точнее, на то, что от него осталось. Леша орал и причитал, что-то вроде: «На кого ж ты меня, маленький, оставил…» - Ни хрена себе маленький, - шепнул Плющенко Жуберу. – Это ж просто БТР в облегченном варианте! Леша, друг! –обратился он к Ягудину, - Ты чего убиваешься! Посмотри какая модерновая тачка, это я тебе как спец говорю! - Плющенко обошел вокруг груды железа, , поежился, критически его осмотрел и высказался, - Ну глянь! Бампера фирмы "На х** тут не нужны!" Подвеска аккуратно складывается в багажник, что исключает какой-либо риск ее поломки. Три колеса – это вообще последний писк. Амортизаторы на БТР не нужны в принципе. А цвет какой, цвет! Новый крик моды: «облупившийся индиго» Ягудин резко успокоился и повернулся к компании. Все утвердительно закивали, показывая, что полностью согласны с Плющенко. После чего бывший олимпийский чемпион медленно повернулся, взял обломок амортизатора и так же медленно направился к толпе.
Через полчаса, когда все устали от беготни вокруг джипа, Ягудин высказался. Нежно и почти ласково, отчего всем стало в три раза страшнее. -Значит так, мать вашу за все места. Если через неделю мой джип не будет в порядке, я вам всем четверым по амортизатору в задницу засуну и вместо колес встать заставлю.
* * * * *
Вечером великолепная четверка собралась на совет. Плющенко ощутимо нервничал и ходил из угла в угол. Вейр томно ахал, вытирая слезки платочком от Вьютона, Жубер трясся мелкой дрожью и стучал зубами по стакану с водой, один Ламбьель был невозмутим – его еще не попустило. - Господа! – торжественно начал Плющенко, потом осекся и прошептал, - Господа, же нэ манж па сис жур… – и тут же замолчал, ибо понял, что сморозил что-то не то. Жубер оживился, услышав родную речь, и наконец-то откусил кусок стакана, Вейр грохнулся в обморок. Ламбьелю было пофигу. Через какое-то время все, кроме Ламбьеля, нервно курили в форточку. Плющенко думу думал, Жубер смотрел на портрет Ягудина, стоявший в красивой рамке на прикроватной тумбочке и молился. Вейр думал о новой коллекции Луи и о том, что ему ее не видать еще о-о-очень долго. Ламбьелю просто молчал. - Итак, кто знает, во сколько нам примерно выйдет ремонт джипа? – мрачно поинтересовался Плющенко и притих. Ламбьель невозмутимо открыл ноутбук, быстро что-то набил на клавиатуре и выдал очень страшную сумму. Плющенко икнул, открыл окно и выпрыгнул. Потом залез обратно, вытер ботинок об ковер, принюхался, на негнущихся ногах прошествовал к бару, нашел там непочатую бутылку водки, и, плюнув на стакан, присосался к горлышку. После чего невнятно выдавил. - Сколько?!… - Столько! - гордо заявил Ламбьель и показал всем присутствующим экран ноутбука, на котором красовалась сумма ремонта. Жубер нежно догрызал стакан и нежно смотрел на недопитую Плющенко бутылку, Вейр вздохнул, а Плющенко во второй раз попытался прыгнуть с первого этажа. Потом, видимо, вспомнил, куда он вляпался и передумал. - И кого есть такие деньги? – тихонечко спросил сытый Бриан. Джонни икнул, и начал с бешеной скоростью вспоминать, сколько у него есть денег и сколько ему не жалко. Суммой он располагал не обнадеживающей, а жалко
ему было во сто крат больше, поэтому он ответил просто: - Десять долларов… На гамбургер.». Жубер, густо покраснев, сказал, что все свои деньги он отдает маме и она выделяет ему 5 евро день на завтраки и на жвачку. А Ламбьель посмотрел на всех так, что сразу стало как-то понятно, что денег он не даст, ибо у него их тоже нет. - Жлобы капиталистические! Писеева на вас нет! – возмущался пьяненький Плющенко. - Нам, чемпионам и народным героям, Федерация фигу с маслом дает! А потому, мы бедные, но честные! Денег нет! - Значит, будем зарабатывать, - уныло выразил общую мысль Вейр и тяжело опустился на стул. - А, может, не надо? – робко начал Бриан, и тут же с удвоенным усердием начал дожевывать стакан. - Да! ?:% его вместе с джипом! – буянил осмелевший Плющенко! - Пусть сам его ремонтирует!!! Мат и долбеж в стену сообщил заговорщиком о том, что Ягудин подслушивал, прижавшись ухом к алюминиевой кастрюле. Все как-то сразу притихли и молча смирились с мыслью о неизбежности зарабатывания на ремонт джипа.
Жубер подался было в репетиторство. Старательно распечатал объявления на ломаном русском и сидел в ожидании звонков. В результате чего к нему три раза приезжали проститутки, два раза УБОП, четыре раза налоговая и только один раз пришла маленькая девочка, но, увидев побитого и худющего француза, жующего стаканы, поспешила ретироваться. Вейр, согласно давней американской традиции, устроился официантом в кафе, откуда через три дня сбежал, не вынеся натиска экзальтированных дамочек, называвших себя «слэшерами». При виде очаровательного официанта с томным взглядом, они почему-то не кидались приставать к нему, а оживленно строчили что-то в блокнотах. Из любопытства Джонни однажды прикарманил один листок. Как позже свидетельствовали судорожно опустошенные бутылки в баре, зря… Плющенко бомбил у Казанского вокзала, потому что отовсюду его погнали. Дела шли с переменным успехом, но надо было каждому дать на лапу, что выходило накладно а раскрыться Евгений не мог, ибо стеснялся. Ламбьель работал живым манекеном, что получалось у него шикарно, ибо его до сих пор не попустило.
- Не подглядывай! – Джонни кокетливо шлепнул Ягудина по руке, тянувшейся подвинуть повязку на глазах. – Сюрприз так сюрприз! - Ладно, ладно, - хмыкал Леша, на ощупь двигаясь по направлению к загадочному сюрпризу. - Итак… - Плющенко набрал воздуху в грудь, быстро оценил расстановку сил и начал речь. - Дорогой и любимый Леша… - Офигительно дорогой. – мрачно поддакнул Жубер, тоскливо вспоминая свои несъеденные завтраки. - Мы хотим попросить у тебя прощения за нашу… Поездку. – кашлянул Женя, снова глубоко вздохнув. – И хотим в качестве
извинения подарить тебе… ЭТО! При этих словах Ягудин, и так терпевший до последнего, с радостным воплем сорвал с глаз повязку, оказавшейся, как потом выяснилось, любимым шарфиком Вейра, и понесся смотреть «это». Провинившиеся и честно работавшие всю неделю фигуристы как-то нервно расступились, и… …И, как выяснилось, не зря. За могучими спинами тружеников мирового фигурного катания скрывался кривенький, покосившийся «Запорожец» жизнерадостно-голубой окраски. Стон Ягудина смог бы разжалобить даже голодного тигра. Впрочем, Леша всегда быстро ориентировался в ситуации. Фигуристы, подхватив Ламбьеля, с воплями пустились наутек. Леша, вооруженный монтировкой, не отставал.
Эпилог.
Компанию выпустили из больницы быстро. Примерно через полгода. Вейр отныне при слове «слэш» дрожит и падает в обморок. Жубер, заканчивая программу, теперь частенько целует лед. Долго и со вкусом. После чего с грустью замечает. Что стаканы были вкуснее. Плющенко не ездит на такси. Вообще. А если приходится, то дает на чай в два раза больше, чем сама плата. Ламбьель НЕНАВИДИТ бабочек. А Ягудин с горя стащил у Тарасовой новую шубу, продал и на вырученные деньги отремонтировал свой несчастный джип. Правда, ездит на нем теперь по Мексике, где скрылся от гнева любимого тренера. В этом году в Мексике ожидается большой урожай кактусов, ибо текилу Леша любит до сих пор.
Название: Если б Макаренко знал… Герои: Жубер, Лайсачек, Чан, Понсеро, Мроз (упоминается Вейр, присутствует незримо Пробер)
***
…По пустынным слабо освещенным коридорам отеля бредет бледный юноша, общей интеллигентностью облика напоминающий кузнеца Вакулу. В левой его руке утюг, через правую перекинута пара черных кальсон с золотыми лампасами, тяжелые думы бороздят высокое чело…
Нет, не так.
Вам восемнадцать лет, у вас классный четверной (когда получается), вы надежда своей родины и вице-чемпион нац-первенства. Но когда вы приезжаете в Лос-Анджелес, чтобы достойно представить страну не где-нибудь, а на чемпионате Мира, вас подстерегает засада. Точнее, две засады: правая и левая. Ноги. Собственные. А потом списанный в утиль бронзовый призер, которого вы лично совсем недавно били на нац-первенстве (фигурально выражаясь), после произвольной посылает вас гладить ему прикид на показательные выступления…
- Шшшш, - послышалось за левым плечом, отвлекая надежду американской сборной Брэндона Мроза от грустных мыслей. - Мммм? – непонимающе ответил Мроз, еще сильнее замедляя шаг, но не останавливаясь. - Пссст! – посуровело за спиной. - Ээээээ? – прикинул варианты американец. - Та епрст!
В следующий момент бедняга Брэндон оказался прижат к стенке чем-то быстрым и белым. В памяти пронеслись страшные истории о злодейски замученном в этих коридорах фигуристе, неупокоенный дух которого с тех пор бродит в поисках кровавых жертв…
- Ааааа!! – заорал вице-чемпион США, прежде чем рот ему зажала вполне материальная ладонь, а из-под белого капюшона появилась круглая физиономия действующего чемпиона Франции. - Коллега, спаси! – прошептал Янник Понсеро. - Мффф!!! О-от-т к-кого? - От Жубера. С утра от него прячусь. - Зачем? – не понял Брэндон. - Он хочет побеседовать о моем прокате произвольной программы… - Янник отпустил коллегу-фигуриста и шмыгнул носом. – А то, что останется от меня после этой беседы – вручит в праздничной упаковке и под музыкальное сопровождение «Калинки» Албану Проберу!
Американец, оставивший попытки вырваться из стальной хватки будущего физиотерапевта, меланхолично кивал в такт излияниям француза, прикидывая заодно, стоит ли вмешиваться во внутренние дела Франции.
- Мы спрячем тебя, - все же решился он в итоге, - где никто не достанет! Не допустим попрания прав человека!
Чемпион Мира Эван Лайсачек придирчиво изучил стрелки на штанинах, затем аккуратно сложил (выровняв по лампасам) их и повесил на вешалку – одежке предстояло ждать показательных выступлений, пока Мроз отрабатывал долг чести – уже с корзиной белья. Практичный Эван решил, что можно перегладить и остаток своего гардероба.
Запущенный в номер Янник Понсеро забился в угол, стараясь максимально мимикрировать под обои. Получалось неплохо, правда, он вздрагивал при каждом шорохе, ожидая явления последнего из могикан – без программы, но в образе.
Предчувствия не обманули.
Когда в дверь постучали, Понсеро, чье чуткое ухо уловило поступь товарища по сборной еще на лестнице, отчаянно заметался, затем сорвал с торшера абажур, нахлобучил на голову, и застыл в своем углу произведением современной скульптуры.
- Эван, привет! – помахал от дверей Бриан Жубер. – Ты ничего странного сегодня не замечал?
Американец заложил страницу в томике Макаренко накорябанным второпях расписанием культурной программы для Дениса Тена (а что было делать, если Татьяна Анатольевна поймала своего «Ваню» за шкирку в коридоре, давя авторитетом и совсем немного – шубой, и намекнула, что пятнадцатилетний самородок нуждается в шефе?).
- Смотря что считать странным, - ответил он. – Заходи.
В углу что-то пискнуло, но Жубер не обратил внимания.
- По-моему, в гостинице воруют, - печально сказал он. - То есть? – вскинул брови Эван. – Ты серьезно? - Куда уж серьезнее, - француз придвинул стул и уселся на него верхом. – Захожу к себе в номер – а чемодан лежит на кровати, раскрытый, и все вещи вокруг разбросаны! - Что-то пропало? - Угу. Костюм для показательного. Весь номер перерыл – нету! - А коньки? – перепугался не на шутку Лайсачек. - Коньки остались под матрацем, наверное, до них вор не добрался. - Может, у нас полтергейст завелся? – выдвинул версию Эван. - Полтергейст? - бронзовый призер на пару секунд замолчал, переваривая предположение. – Они вроде больше по стукам в стенки, протекающим кранам и прочим мелким пакостям… Зачем ему мой костюм? - Хммм…полтергейст-фетишист? – предположил американец.
Жубер вздрогнул. Полтергейст-фетишист почему-то представился ему мелким старикашкой в тулупчике и шапке-ушанке. Он сидел перед чемоданом, вороша крючковатыми пальцами его костюмы: для короткой программы, для произвольной, и тренировочный. «Моя прелееессссть» - промелькнуло на краю сознания, но толкинистом Бриан не был, и намека не понял.
Картинка в воображении экс-чемпиона мира, дополненная новыми подробностями, оказалась слишком яркой, так что уловил ее даже прячущийся под абажуром Янник. И это оказалось слишком для его и без того нервной натуры. С диким криком «не отдавайте меня им!» он одним прыжком преодолел расстояние от угла до подоконника…
- О как сиганул! – одобрительно поцокал языком американец. - Угу, - согласился мрачный Бриан. – Вот бы в произвольной так сигал. Ну ладно, я пойду дальше костюм искать. А то на показательные одеть нечего…
Но, повернув ручку и открыв дверь, он столкнулся с молодым канадским дарованием китайской сборки.
- Брайан, - с восторгом прошептал Патрик Чан, впиваясь в него взглядом. - Ну да, я. А что, ты меня искал? - Я? Искал? – вдруг взвился канадец. – Да! Искал! Я тебя искал с самого утра, чтобы рассказать, как ты мне безразличен! И вообще, ты тупиковый путь развития фигурного катания! – выпалил он и повернулся к ошарашенному фигуристу в три четверти, глядя куда-то в сторону и ослепительно улыбаясь.
Жубер осторожно помахал рукой перед глазами юного дарования. Безрезультатно.
- Патрик, - подал голос подошедший Лайсачек. – Тут нет журналистов. - Как нет? – с лица Чана даже сошла улыбка. – Совсем нет? - Совсем-совсем, - участливо развел руками американец. - И даже Слипчука* нет? – откровенно расстроился канадец. - Нет.
Серебряный призер шмыгнул носом, постоял немного, словно обдумывая что-то, и вскинулся.
- Ну тогда одолжи мне свой блузон на "Time to Say Goodbuy", - сказал он. – Мой стиральная машина зажевала. А у тебя и фасон похож, и цвет.
Слегка обалдевший от такой наглости Эван сначала подумал, не послать ли ему юношу…к Джонни Вейру. Однако, по зрелому размышлению, все же пришел к выводу, что не стоит. Ибо вкусы коллеги в одежде ему были известны, а узреть Патрика Чана на показательных выступлениях в наряде от кутюрье Джонни…. - в изобретательности Вейра Эван был уверен.
- Извини, малыш, - сочувственно сказал он. – Но я буду катать новый номер. И блузон дома оставил. - Ну и ладно, - отмахнулся Чан, расстегнул молнию на сумке через плечо и заглянул внутрь. Эван успел заметить что-то белое, слабо поблескивающее. – Найду, что надеть. Оревуар.
- Че он сказал? – переспросил Лайсачек, когда канадец скрылся из виду. - On verra bientôt, - мрачно сказал Жубер. – Попрощался. - Аааа… - понятливо кивнул американец. – Слушай, Брайан, а как твой костюм выглядел? Который пропал? - А ты что, не видел? Хотя, нет, конечно, не видел, мы в этом году на одних показательных не были. Белый такой. Свободный. Кое-где облегающий. С блестками…. А что?
- Вот за каким…кхм…ладно, не буду…было обрезать рукава? - По росту подгонял, наверное. - Выпустите меня! - А как я в этом буду выглядеть? Это не «Аллилуйя» получится, а третьим в произвольную Бурзы. И подол обкромсал… - Я буду жаловаться Слипчуку! И самому главному в фигурном катании, не знаю, как зовут! - Чинкванта его фамилия, малыш. Жалуйся, конечно. Хоть ему, хоть в ЖЭК, хоть в Лигу Сексуальных Реформ… - Вы не имеете права меня здесь держать! Тут темно и тесно! - Патрик, расслабься. Дыши глубже. Подумай о ментальной связи поколений фигуристов, которые были до нас и пребудут после…Почувствую свою сопричастность! Раскрой чакры и лирическую составляющую! - У меня ухо болит! - Брайан? - Я слегка. В воспитательных целях. - А мне больно! - Патрик, поверь, если ты не занимался балетом – ты не знаешь, что такое настоящая боль. - Эван? - Я тренировался в Большом театре, Брайан. - Ты зверь. - Кстати, а ты уверен, что запирание в шкафчике полезно для закалки характера? - На все сто. Мне рассказывал Леша. - Верю. Ну, что там выходит? Может, еще раз попробовать? - Уже три раза раскладывал, Эван. Все равно выпадает долгая дорога и казенный дом.
…прислонившись спиной к дверце шкафчика, Брайан Жубер тасовал колоду карт. Из-за дверцы доносились крики на трех языках: по-английски и по-французски они и сами понимали, по-китайски – догадывались по интонациям. Рядом на табуретке валялось нечто из белой блестящей ткани, изуродованное, судя по всему, садовыми ножницами. Даже сам портной не опознал бы в отбитом у канадца материале тот самый костюм к показательному номеру француза.
- Снимай, - Брайан придвинул колоду коллеге, потом принял обратно, и начал раскладывать карты. – Ну смотри, и здесь – казенная дорога и казенный дом при бубновом интересе. - У меня гипс черед два дня – на месяц! - Я тут при чем? Карты не врут. Держу пари, наше руководство еще что-нибудь придумает. В крайнем случае, на гипс подзаработаешь…
Название: Новогодняя елка Автор: aakela Вид: фик Жанр: юмор Пейринг: все со всеми Рейтинг: R Отказ от прав: все герои вымышлены, все сходства с реальными персонажами случайны. Примечания автора: Написано в муках к новогоднему челленджу "Кот в мешке".
Роли в новогоднем спектакле на Ходынке исполняют:
Жубер - лка Ягудин - Дед Мороз Плющенко - Снегурочка Вейр - Новый год Желтой Мыши Лайсачек - Старый Год Огненного Кабана Ламбьель - Кот
31 декабря. Зал Ледового дворца на Ходынке заполнен до отказа. Все ждут начала представления. Звучат фанфары и на лед неловко выкатывается в стельку пьяный Жубер в костюме елки - зеленый балахон, к рукам привязаны украшенные еловые ветки, на голове лампочка, которая на данный момент не горит.
Жубер (пьяненько):
С новым годом, добрый люд! (косясь за кулисы) Ну и дрянь у вас тут пьют...
(пытается утереть нос, но в ужасе шарахается от ветки, привязанной к руке. Вспоминает Плющенко, задумчиво):
Я в России, если б выжил, тоже был бы страшно лют.
(икает, просветленно):
Слава Богу, я запасся милой родины глотком!
(достает из балахона фляжку конька, делает глоток, пьяно прыскает):
Авер уж небось за сценой все описал кипятком...
(пытаясь взять себя в руки и настроится на сценарий):
Вас в спектакле ждет сюжета удивительная нить!
(сбившись и косясь за кулисы):
Если там еще хоть кто-то в состояньи говорить...
(делает еще один большой глоток коньяка и окончательно распускается):
А пока никто не вышел, я устрою вам сюрприз! (звукооператору) Эй, поставьте-ка музон мне, я исполню щас стриптиз!
Под одобрительные возгласы зала пытается стянуть с себя балахон, после чего прислушивается к звукам за сценой, торопливо:
Впрочем, щас веселый праздник будет пущен под откос. Сердцем чую, сюда прется мой хозяин Дед Мороз!
На лед выезжает пьяный в хлам Ягудин, одетый в костюм Деда Мороза
Уф, я, кажется, добрался! Правда, несколько набрался... Ничего, с моей харизмой это, в принципе, фигня! Что-то лка странно пахнет… Или это от меня? (публике, громко): С Новым годом, добрый люд! Что у вас сегодня пьют? По душе ль пришлась вам елка?
Жубер (пьяно качнувшись):
Добрый вечер, всем салют!
Ягудин (недовольно):
Вижу, лка не горит, только много говорит. (прикрикивает лке): Ты давай-ка соберись тут! И в башке поправь софит!!
Жубер (с хамскими нотками):
Я давно не расслабляюсь, а торчу тут огурцом. И являюсь, между прочим, года нового лицом…
Ягудин (мрачно):
Вот бедняга Новый год! Неужель такой урод? (публике): Эх, призвать ее к порядку – это дело не по мне. Лишь Снегурка может сладить с этой палкой в мишуре.
Жубер (мстительно):
Значит, палка? Очень мило… А когда-то средь пурги Вы меня ночами звали королевою тайги…
Ягудин (приходит в дикий конфуз, затем зло шипит елке):
Если быстро не заткнешься, я сожгу тебя дотла. И не будешь больше пыхать перегаром из дупла. (народу): В общем, будем звать Снегурку. Надо лишь ее найти... Если честно, мы немного разминулись по пути. Без Снегурки ведь облом!
Вваливается, почти падая, вдрабадан пьяный Плющекно в костюме Снегурочки
Плющенко (поправляя косу на голове, развязно):
С новым годом, всем шалом!!! (Ягудину): О! Причалила родня! Без тебя теперь ни дня... (косясь в сторону Жубера): Что-то лка странно пахнет… Или это от меня?..
Жубер (оскорбленно):
Если я и пахну чем, извиняйте, нет проблем. Я могу и удалиться, чтоб не портить ваш тандем...
Плющенко (икнув, Жуберу):
Рот закрой. (народу торжественно): Момент настал совершить наш ритуал! Чтоб свет елки новогодней и чертей в аду достал! Фокус прост: на раз-два-три крикнем «елочка, гори». (лке сквозь зубы): И попробуй только, мымра, не настроить фонари.
Жубер зажмуривается, лампочка на его голове не загорается.
Ягудин (смущенно):
Видно, плохо попросили. Что-то елке не горится…
Плющенко (доставая из сумочки наручники и топор):
По-хорошему, как видно, не судьба договориться. (Жуберу, который пытается смыться): Стой, полено! Смирно, на..!
Жубер (прижимая ветки к груди, нервно):
Это ж не моя вина! Это, видно, гад-электрик что-то спутал с бодуна!
Плющенко (поигрывая топором):
Значит так, зеленый друг. Мне до фени твой недуг. Или ты горишь как хочешь, иль останешься без рук.
Жубер (нервно):
Мысль понятна и доверья я хочу не обмануть. Но для храбрости мне надо выпить щас чего-нибудь.
Быстро достает из балахона фляжку и делает смачный глоток.
Плющенко (подозрительно глядя на Жубера):
Ну, давайте! Раз-два-три, наша елочка, гори!!!
Жубер напрягается, лампочка загорается, все аплодируют, довольный Жубер раскланивается.
Ягудин (философски):
Если враз достать топор, чтоб дать наглости отпор, Он поправит дело быстро технике наперекор.
Жубер (мрачно в сторону):
Вот тебе бы в морду тыкнуть топором или лопатой... Ты бы тоже засветился баскервильскою собакой.
Плющенко (пытаясь устоять на коньках, публике):
Что же, главный ритуал позади и сбой не дал. Но в программе нашей будет не такой еще накал!
Ягудин (радостно):
А теперь пускай оркестр громко грянет в барабан! К нам спешит сейчас проститься старый год - свин... тьфу! Кабан!
На полусогнутых выезжает пьяный вдрызг Лайсачек, одетый в красное трико, с привязанным к носу пятачком. Замирает в центре катка. Пошатываясь, обводит публику мутным взглядом. Не может вспомнить слова. Тишина.
Я б уже давно бы с вами раздавил на посошок, Но по долбанной программе впереди еще мешок...
На лед пенделем из-за кулис выпихивают большой красный мешок, из которого полувываливается смертельно пьяный Ламбьель в костюме кота. Потасовка прекращается, все ржут.
Ламбьель (поднимая голову и оглядываясь):
Я к вам с миссией направлен, чтоб вальяжно, не спеша, Изловить наш новый символ - новогоднего мыша...
Вейр (ехидно Ламбьелю):
Да, спешить тебе, похоже, в этот вечер не с руки...
Жубер (сочувственно):
Из мешка-то сам пролезешь или поставить на коньки?
Ламбьель (роняя голову обратно, с достоинством):
Ах, не надо меня трогать и молоть тут ерунду. Я нарочно не вылажу, я люблю лежать на льду...
Плющенко (Ламбьелю с пониманием):
Приложиться к нему задом - тебе явно по душе.
Вейр (Ламбьелю с пьяным смешком):
От тебя на всех турнирах лед в проталинах уже.
Ламбьель пытается встать, но падает и переворачивается на спину. Лежит, раскинув руки.
Ягудин (косясь на публику, неодобрительно Ламбьелю):
Ты для виду хоть бы розу положил пока на грудь...
Ламбьель (слабо):
Я щас встану... Только Вейра подержите кто-нибудь...
Вейр (подъезжая к Ламбьелю и поддевая его коньком):
Фиг тебе за мной угнаться! Заключить готов пари.
Ламбьель с неожиданным проворством хватает Вейра за ногу и дергает. Вейр падает.
Ламбьель (цепко держа Вейра):
Ты уже так раз ошибся, когда был финал Гран-При...
Вейр (с возмущенным визгом отбиваясь):
Так не честно! Такахаши делал лучше элементы!
Ламбьель (пытаясь запихать Вейра в мешок, довольно):
Юмористические рассказы. И просто смешное))
Герои: Ягудин, Плющенко, Жубер, Вейр, Ламбьель
Плющенко сентиментально вздыхал, лежа на кровати. Его одолевала «Рождественская грусть», в доме стояла тишина и благодать – ага, и это в пятницу вечером!... Блондин трагически скривился и загрустил. Тихие хихикания из-под окна вывели его из состояния транса. На цыпочках Великий и Ужасный подкрался к окну и выглянул. В кустах сидели Вейр с Ламбьелем и чинно распивали литру коньяку, по всей видимости, стащенный у Леши, если судить по выражению их лиц. Плющенко хулигански свистнул, от чего гоп-компания резко вытянулась в струнку и синхронно попыталась замаскироваться под кусты.
- Употребляете, значит, - ласково осведомился Плющенко и оскалился совсем ласково. Вейр икнул и улыбнулся, лихорадочно соображая, как избавиться от явно не прочь тоже принять чемпиона. Подумав и так и сяк, американец пришел к неутешительному выводу, что делиться придется.
- Ну, это… Угостишься?
- Угостишься, - согласился Плющенко и кивком головы позвал нерадивых пьяниц в комнату. Те проворно перелезли через подоконник, нежно обнимая бутылку. В этот момент в комнату тихонько поскреблись. Троица дернулась и в стратегическом порядке рассыпалась по комнате: кто в шкаф, кто под кровать, Плющенко счел за лучшее спрятаться за пальмой в кадке. Впрочем, без особого успеха – у цветущего как вейровские посадки, фигуриста габариты были явно не пальмовские.
Дверь тихонько приоткрылась и на пороге нарисовался Жубер в пижаме из старого костюма. Фасон ее отличался, по словам Джонни, с восторгом описывавшего ее в ближайшем баре всем слушателям, редкостной гениальностью. То есть, фасон-то был самым обычным, но если учесть то, в какой пропорции возрастало количество прозрачной ткани в костюмах француза, то пижама прикрывала всего ничего. А точнее, совсем ничего.
От вида француза Плющенко не выдержал и, плюнув на маскировку, заржал, чем и выдал себя. Жубер обрадовался столь бурному веселью и бочком прополз в комнату, нюхом ищейки учуяв спиртное.
- А… весело у вас тут! – радостно заявил француз, теребя резинку штанов. Вейр следил за ним щенячьим взглядом. Плющенко нервно сглотнул и усилием воли заставил себя отвести глаза от сеточки.
- Ну, это… Проходи, что-ли, не стой на пороге. – вздохнул Плющенко, понимая, что сейчас придется уже не делиться, а ДЕЛИТЬСЯ. Ламбьель икнул – в нем еще булькал коньяк.
- А я тут прихватил… - Жубер застеснялся как красная девица и жестом фокусника достал бутылку Jack Daniels из неожиданного места.
Компания выпучила глаза. Вейр восхищенно присвистнул.
Через два часа было выпито все, что горит. Немного подумав, Джонни расщедрился и притащил свежий урожай со своей деляночки. Стало совсем хорошо. Плющенко валялся на диване и вдохновенно философствовал, периодически грозно сверкая глазами, Джонни решил продемонстрировать всем, какой он гибкий, и сейчас упоенно вспоминал все, что вынес из занятий йогой, Ламбьель хихикал и гонял с себя усатых чертей в черно-красную крапинку, Жубер хищным взглядом смотрел на пальму.
- А давайте поедем кататься на речку? – лениво вопросил блондин.
- Да мы бы с радостью, только вот на чем? – поинтересовался Вейр из позы лотоса, больше напоминавшей позу сильно погрызенного, выросшего в плохой экологии кактуса.
- А хотя бы на ягудинском джипе! – уверенно заявил Женя.
- Э.. Женя? А Леша того, против не будет? – тихонько поинтересовался Жубер, увлеченно запихивая нашинкованную пальму в самокрутку. После чего поджег, затянулся и восхищенно пробормотал: “Ве-е-е-ещь…”
- Не будет, - уверенно заявил блондин, набирая какой-то номер на телефоне. После чего, поманив за собой остальных, подкрался к Лешиной двери и замогильным шепотом позвал:
- Леша! Тебе Татьяна Анатольевна звонит!
Последовший секунду спустя живописный набор русской ненормативной лексики из-за дверей Ягудина заставил всю компанию нервно захихикать. А глухой стуки шорох, донесшийся следом, явственно возвестил о том, что бывший олимпийский чемпион нашел спасение под кроватью.
- До утра точно просидит. – удовлетворенно сообщил Плющенко. – Я его так еще в Солт-Лейк-Сити пугал.
Спустя пол-минуты вся гоп-компания уже залазила в орущий джип со сломанным замком и выдернутой сигнализацией.
Плющенко залихвастски вел джип, плавно лавируя между деревьев. Компания гналась за зайцем по пресеченной местности уже около получаса. Джип ревел, заяц бежал, Плющенко свистел в два пальца, остальная компания улюлюкала. Никакого эффекта эта погоня так и не принесла, потому что Вейр завизжал нечеловеческим голосом:
- Смотрите, е-е-е-е-е-е-ежик!
Джип встал как вкопанный, мародеры горохом высыпались из машины и побежали к перепуганному ежику. Дыша перегаром и матерясь, фигуристы поднесли офигевшего от такого внимания ежа к фарам и ждали, пока он развернется. ж, видимо, решил живым не сдаваться, а посему упорно топорщил иголки, фырчал и разворачиваться отказывался. Спустя некоторое время созерцание колючего животного компании надоело, и они, загрузившись в джип, поехали на пляж кататься по кромке воды.
Словно откликнувшись на его предупреждение, джип взревел и, ударившись обо что-то, резко остановился. Жубер ласточкой слетел с капота и приземлился на теплый песочек. На него плюхнулся Вейр, которому француз существенно смягчил падение.
Оказывается, машина-зверь плотно засела в иле по самую раму. Почесав затылок, Женя принял решение толкать. Толкали дружно около часа, в результате чего джип засел еще плотнее. Плющенко сочно выругался и, прихватив с собой Жубера, чтобы не скучно было, отправился в ближайший карьер за бульдозеристом, который в тот момент находился в такой состоянии, когда в небе мерещатся зубастые звезды, а запахи становятся квадратными и норовят ввинтиться в нос. С трудом компания растолкала его, причем не сразу – пришедших тот спросонья принял за чертей, пришедших по его душу и дико заорал, отмахиваясь от них гаечным ключом. Джип наконец-то вытащили и поехали обратно тем же путем, аккуратно поставив несчастную машину в гараж, и расползлись по комнатам.
И только один лейтенант ГИБДД Худыбердыев весь остаток ночи размышлял, как могло нечто на трех колесах, без бамперов, с погнутыми крыльями и диким ревом ездить воообще…
Если бы кто-нибудь на следующее приятное во всех смыслах, кроме прямого, утро заглянул в окно дома, то узрел бы следующую картину – Жубер сладко храпел, обнимая бутылку Jack Daniels, Вейр, валясь на шелковых простынях, видел себя Скарлетт О'Хара в объятиях мужественного Ретта. Образ мистера Батлера время от времени приобретал то черты Ягудина, то явно блондинистую шевелюру Плющенко – Джонни всегда отличался широтой взглядов. Ламбьелю снились божьи коровки, распивавшие тот самый Jack Daniels, а Плющенко снились медали. Много медалей.
Леше не спалось. Едва спасшийся вчера от якобы звонка дражайшей Татьяны Анатольевны, бедняга полночи трясся под кроватью, и только потом выбрался оттуда, движением бывалого спецназовца нырнув под одеяло. Под утро, впервые мучаясь не с похмелья, а с бессонницы, Ягудин решил проблемы просто – залить одно другим. Натянув шорты и тельняшку, Ягудин ощутил себя «Крепким Орешком», и направился в гараж, дабы съездить за виски.
Через мгновение душераздирающий крик несчастного чемпиона так некстати прервал сладкий сон остальных обитателей. Хотя в принципе в этом не было ничего сверхъестественного – Ягудин сам не спал и другим не давал. Спать, как правило. Хотя бывали и исключения.
Через полчаса вся честная компания сочувственно смотрела на Лешу, кидавшегося на свой джип. Точнее, на то, что от него осталось. Леша орал и причитал, что-то вроде: «На кого ж ты меня, маленький, оставил…»
- Ни хрена себе маленький, - шепнул Плющенко Жуберу. – Это ж просто БТР в облегченном варианте! Леша, друг! –обратился он к Ягудину, - Ты чего убиваешься! Посмотри какая модерновая тачка, это я тебе как спец говорю! - Плющенко обошел вокруг груды железа, , поежился, критически его осмотрел и высказался, - Ну глянь! Бампера фирмы "На х** тут не нужны!" Подвеска аккуратно складывается в багажник, что исключает какой-либо риск ее поломки. Три колеса – это вообще последний писк. Амортизаторы на БТР не нужны в принципе. А цвет какой, цвет! Новый крик моды: «облупившийся индиго»
Ягудин резко успокоился и повернулся к компании. Все утвердительно закивали, показывая, что полностью согласны с Плющенко. После чего бывший олимпийский чемпион медленно повернулся, взял обломок амортизатора и так же медленно направился к толпе.
-Значит так, мать вашу за все места. Если через неделю мой джип не будет в порядке, я вам всем четверым по амортизатору в задницу засуну и вместо колес встать заставлю.
* * * * *
Вечером великолепная четверка собралась на совет. Плющенко ощутимо нервничал и ходил из угла в угол. Вейр томно ахал, вытирая слезки платочком от Вьютона, Жубер трясся мелкой дрожью и стучал зубами по стакану с водой, один Ламбьель был невозмутим – его еще не попустило.
- Господа! – торжественно начал Плющенко, потом осекся и прошептал, - Господа, же нэ манж па сис жур… – и тут же замолчал, ибо понял, что сморозил что-то не то. Жубер оживился, услышав родную речь, и наконец-то откусил кусок стакана, Вейр грохнулся в обморок. Ламбьелю было пофигу. Через какое-то время все, кроме Ламбьеля, нервно курили в форточку. Плющенко думу думал, Жубер смотрел на портрет Ягудина, стоявший в красивой рамке на прикроватной тумбочке и молился. Вейр думал о новой коллекции Луи и о том, что ему ее не видать еще о-о-очень долго. Ламбьелю просто молчал.
- Итак, кто знает, во сколько нам примерно выйдет ремонт джипа? – мрачно поинтересовался Плющенко и притих. Ламбьель невозмутимо открыл ноутбук, быстро что-то набил на клавиатуре и выдал очень страшную сумму. Плющенко икнул, открыл окно и выпрыгнул. Потом залез обратно, вытер ботинок об ковер, принюхался, на негнущихся ногах прошествовал к бару, нашел там непочатую бутылку водки, и, плюнув на стакан, присосался к горлышку. После чего невнятно выдавил. - Сколько?!…
- Столько! - гордо заявил Ламбьель и показал всем присутствующим экран ноутбука, на котором красовалась сумма ремонта. Жубер нежно догрызал стакан и нежно смотрел на недопитую Плющенко бутылку, Вейр вздохнул, а Плющенко во второй раз попытался прыгнуть с первого этажа. Потом, видимо, вспомнил, куда он вляпался и передумал.
- И кого есть такие деньги? – тихонечко спросил сытый Бриан. Джонни икнул, и начал с бешеной скоростью вспоминать, сколько у него есть денег и сколько ему не жалко. Суммой он располагал не обнадеживающей, а жалко
- Десять долларов… На гамбургер.». Жубер, густо покраснев, сказал, что все свои деньги он отдает маме и она выделяет ему 5 евро день на завтраки и на жвачку. А Ламбьель посмотрел на всех так, что сразу стало как-то понятно, что денег он не даст, ибо у него их тоже нет.
- Жлобы капиталистические! Писеева на вас нет! – возмущался пьяненький Плющенко. - Нам, чемпионам и народным героям, Федерация фигу с маслом дает! А потому, мы бедные, но честные! Денег нет!
- Значит, будем зарабатывать, - уныло выразил общую мысль Вейр и тяжело опустился на стул.
- А, может, не надо? – робко начал Бриан, и тут же с удвоенным усердием начал дожевывать стакан.
- Да! ?:% его вместе с джипом! – буянил осмелевший Плющенко! - Пусть сам его ремонтирует!!!
Мат и долбеж в стену сообщил заговорщиком о том, что Ягудин подслушивал, прижавшись ухом к алюминиевой кастрюле. Все как-то сразу притихли и молча смирились с мыслью о неизбежности зарабатывания на ремонт джипа.
Жубер подался было в репетиторство. Старательно распечатал объявления на ломаном русском и сидел в ожидании звонков. В результате чего к нему три раза приезжали проститутки, два раза УБОП, четыре раза налоговая и только один раз пришла маленькая девочка, но, увидев побитого и худющего француза, жующего стаканы, поспешила ретироваться.
Вейр, согласно давней американской традиции, устроился официантом в кафе, откуда через три дня сбежал, не вынеся натиска экзальтированных дамочек, называвших себя «слэшерами». При виде очаровательного официанта с томным взглядом, они почему-то не кидались приставать к нему, а оживленно строчили что-то в блокнотах. Из любопытства Джонни однажды прикарманил один листок. Как позже свидетельствовали судорожно опустошенные бутылки в баре, зря…
Плющенко бомбил у Казанского вокзала, потому что отовсюду его погнали. Дела шли с переменным успехом, но надо было каждому дать на лапу, что выходило накладно а раскрыться Евгений не мог, ибо стеснялся.
Ламбьель работал живым манекеном, что получалось у него шикарно, ибо его до сих пор не попустило.
- Не подглядывай! – Джонни кокетливо шлепнул Ягудина по руке, тянувшейся подвинуть повязку на глазах. – Сюрприз так сюрприз!
- Ладно, ладно, - хмыкал Леша, на ощупь двигаясь по направлению к загадочному сюрпризу.
- Итак… - Плющенко набрал воздуху в грудь, быстро оценил расстановку сил и начал речь.
- Дорогой и любимый Леша…
- Офигительно дорогой. – мрачно поддакнул Жубер, тоскливо вспоминая свои несъеденные завтраки.
- Мы хотим попросить у тебя прощения за нашу… Поездку. – кашлянул Женя, снова глубоко вздохнув. – И хотим в качестве
извинения подарить тебе… ЭТО!
При этих словах Ягудин, и так терпевший до последнего, с радостным воплем сорвал с глаз повязку, оказавшейся, как потом выяснилось, любимым шарфиком Вейра, и понесся смотреть «это». Провинившиеся и честно работавшие всю неделю фигуристы как-то нервно расступились, и…
…И, как выяснилось, не зря.
За могучими спинами тружеников мирового фигурного катания скрывался кривенький, покосившийся «Запорожец» жизнерадостно-голубой окраски.
Стон Ягудина смог бы разжалобить даже голодного тигра. Впрочем, Леша всегда быстро ориентировался в ситуации. Фигуристы, подхватив Ламбьеля, с воплями пустились наутек. Леша, вооруженный монтировкой, не отставал.
Эпилог.
Компанию выпустили из больницы быстро. Примерно через полгода.
Вейр отныне при слове «слэш» дрожит и падает в обморок.
Жубер, заканчивая программу, теперь частенько целует лед. Долго и со вкусом. После чего с грустью замечает. Что стаканы были вкуснее.
Плющенко не ездит на такси. Вообще. А если приходится, то дает на чай в два раза больше, чем сама плата.
Ламбьель НЕНАВИДИТ бабочек.
А Ягудин с горя стащил у Тарасовой новую шубу, продал и на вырученные деньги отремонтировал свой несчастный джип. Правда, ездит на нем теперь по Мексике, где скрылся от гнева любимого тренера. В этом году в Мексике ожидается большой урожай кактусов, ибо текилу Леша любит до сих пор.
Герои: Жубер, Лайсачек, Чан, Понсеро, Мроз (упоминается Вейр, присутствует незримо Пробер)
***
…По пустынным слабо освещенным коридорам отеля бредет бледный юноша, общей интеллигентностью облика напоминающий кузнеца Вакулу. В левой его руке утюг, через правую перекинута пара черных кальсон с золотыми лампасами, тяжелые думы бороздят высокое чело…
Нет, не так.
Вам восемнадцать лет, у вас классный четверной (когда получается), вы надежда своей родины и вице-чемпион нац-первенства. Но когда вы приезжаете в Лос-Анджелес, чтобы достойно представить страну не где-нибудь, а на чемпионате Мира, вас подстерегает засада. Точнее, две засады: правая и левая. Ноги. Собственные. А потом списанный в утиль бронзовый призер, которого вы лично совсем недавно били на нац-первенстве (фигурально выражаясь), после произвольной посылает вас гладить ему прикид на показательные выступления…
- Шшшш, - послышалось за левым плечом, отвлекая надежду американской сборной Брэндона Мроза от грустных мыслей.
- Мммм? – непонимающе ответил Мроз, еще сильнее замедляя шаг, но не останавливаясь.
- Пссст! – посуровело за спиной.
- Ээээээ? – прикинул варианты американец.
- Та епрст!
В следующий момент бедняга Брэндон оказался прижат к стенке чем-то быстрым и белым. В памяти пронеслись страшные истории о злодейски замученном в этих коридорах фигуристе, неупокоенный дух которого с тех пор бродит в поисках кровавых жертв…
- Ааааа!! – заорал вице-чемпион США, прежде чем рот ему зажала вполне материальная ладонь, а из-под белого капюшона появилась круглая физиономия действующего чемпиона Франции.
- Коллега, спаси! – прошептал Янник Понсеро.
- Мффф!!! О-от-т к-кого?
- От Жубера. С утра от него прячусь.
- Зачем? – не понял Брэндон.
- Он хочет побеседовать о моем прокате произвольной программы… - Янник отпустил коллегу-фигуриста и шмыгнул носом. – А то, что останется от меня после этой беседы – вручит в праздничной упаковке и под музыкальное сопровождение «Калинки» Албану Проберу!
Американец, оставивший попытки вырваться из стальной хватки будущего физиотерапевта, меланхолично кивал в такт излияниям француза, прикидывая заодно, стоит ли вмешиваться во внутренние дела Франции.
- Мы спрячем тебя, - все же решился он в итоге, - где никто не достанет! Не допустим попрания прав человека!
Чемпион Мира Эван Лайсачек придирчиво изучил стрелки на штанинах, затем аккуратно сложил (выровняв по лампасам) их и повесил на вешалку – одежке предстояло ждать показательных выступлений, пока Мроз отрабатывал долг чести – уже с корзиной белья. Практичный Эван решил, что можно перегладить и остаток своего гардероба.
Запущенный в номер Янник Понсеро забился в угол, стараясь максимально мимикрировать под обои. Получалось неплохо, правда, он вздрагивал при каждом шорохе, ожидая явления последнего из могикан – без программы, но в образе.
Предчувствия не обманули.
Когда в дверь постучали, Понсеро, чье чуткое ухо уловило поступь товарища по сборной еще на лестнице, отчаянно заметался, затем сорвал с торшера абажур, нахлобучил на голову, и застыл в своем углу произведением современной скульптуры.
- Эван, привет! – помахал от дверей Бриан Жубер. – Ты ничего странного сегодня не замечал?
Американец заложил страницу в томике Макаренко накорябанным второпях расписанием культурной программы для Дениса Тена (а что было делать, если Татьяна Анатольевна поймала своего «Ваню» за шкирку в коридоре, давя авторитетом и совсем немного – шубой, и намекнула, что пятнадцатилетний самородок нуждается в шефе?).
- Смотря что считать странным, - ответил он. – Заходи.
В углу что-то пискнуло, но Жубер не обратил внимания.
- По-моему, в гостинице воруют, - печально сказал он.
- То есть? – вскинул брови Эван. – Ты серьезно?
- Куда уж серьезнее, - француз придвинул стул и уселся на него верхом. – Захожу к себе в номер – а чемодан лежит на кровати, раскрытый, и все вещи вокруг разбросаны!
- Что-то пропало?
- Угу. Костюм для показательного. Весь номер перерыл – нету!
- А коньки? – перепугался не на шутку Лайсачек.
- Коньки остались под матрацем, наверное, до них вор не добрался.
- Может, у нас полтергейст завелся? – выдвинул версию Эван.
- Полтергейст? - бронзовый призер на пару секунд замолчал, переваривая предположение. – Они вроде больше по стукам в стенки, протекающим кранам и прочим мелким пакостям… Зачем ему мой костюм?
- Хммм…полтергейст-фетишист? – предположил американец.
Жубер вздрогнул. Полтергейст-фетишист почему-то представился ему мелким старикашкой в тулупчике и шапке-ушанке. Он сидел перед чемоданом, вороша крючковатыми пальцами его костюмы: для короткой программы, для произвольной, и тренировочный. «Моя прелееессссть» - промелькнуло на краю сознания, но толкинистом Бриан не был, и намека не понял.
В углу что-то зашевелилось, но прежде, чем расстроенный француз повернулся туда, Эван молниеносно перекрыл ему обзор.
- Думаешь, его тоже…того? – честно глядя в глаза, спросил он.
- В смысле, «того?» - откровенно испугался Жубер.
- Полтергейст…того.
- Полтергейст-фетишист? – уточнил француз.
- Он! – кивнул Лайсачек.
Картинка в воображении экс-чемпиона мира, дополненная новыми подробностями, оказалась слишком яркой, так что уловил ее даже прячущийся под абажуром Янник. И это оказалось слишком для его и без того нервной натуры. С диким криком «не отдавайте меня им!» он одним прыжком преодолел расстояние от угла до подоконника…
- О как сиганул! – одобрительно поцокал языком американец.
- Угу, - согласился мрачный Бриан. – Вот бы в произвольной так сигал. Ну ладно, я пойду дальше костюм искать. А то на показательные одеть нечего…
Но, повернув ручку и открыв дверь, он столкнулся с молодым канадским дарованием китайской сборки.
- Брайан, - с восторгом прошептал Патрик Чан, впиваясь в него взглядом.
- Ну да, я. А что, ты меня искал?
- Я? Искал? – вдруг взвился канадец. – Да! Искал! Я тебя искал с самого утра, чтобы рассказать, как ты мне безразличен! И вообще, ты тупиковый путь развития фигурного катания! – выпалил он и повернулся к ошарашенному фигуристу в три четверти, глядя куда-то в сторону и ослепительно улыбаясь.
Жубер осторожно помахал рукой перед глазами юного дарования. Безрезультатно.
- Патрик, - подал голос подошедший Лайсачек. – Тут нет журналистов.
- Как нет? – с лица Чана даже сошла улыбка. – Совсем нет?
- Совсем-совсем, - участливо развел руками американец.
- И даже Слипчука* нет? – откровенно расстроился канадец.
- Нет.
Серебряный призер шмыгнул носом, постоял немного, словно обдумывая что-то, и вскинулся.
- Ну тогда одолжи мне свой блузон на "Time to Say Goodbuy", - сказал он. – Мой стиральная машина зажевала. А у тебя и фасон похож, и цвет.
Слегка обалдевший от такой наглости Эван сначала подумал, не послать ли ему юношу…к Джонни Вейру. Однако, по зрелому размышлению, все же пришел к выводу, что не стоит. Ибо вкусы коллеги в одежде ему были известны, а узреть Патрика Чана на показательных выступлениях в наряде от кутюрье Джонни…. - в изобретательности Вейра Эван был уверен.
- Извини, малыш, - сочувственно сказал он. – Но я буду катать новый номер. И блузон дома оставил.
- Ну и ладно, - отмахнулся Чан, расстегнул молнию на сумке через плечо и заглянул внутрь. Эван успел заметить что-то белое, слабо поблескивающее. – Найду, что надеть. Оревуар.
- Че он сказал? – переспросил Лайсачек, когда канадец скрылся из виду.
- On verra bientôt, - мрачно сказал Жубер. – Попрощался.
- Аааа… - понятливо кивнул американец. – Слушай, Брайан, а как твой костюм выглядел? Который пропал?
- А ты что, не видел? Хотя, нет, конечно, не видел, мы в этом году на одних показательных не были. Белый такой. Свободный. Кое-где облегающий. С блестками…. А что?
15 минут спустя.
- Вот за каким…кхм…ладно, не буду…было обрезать рукава?
- По росту подгонял, наверное.
- Выпустите меня!
- А как я в этом буду выглядеть? Это не «Аллилуйя» получится, а третьим в произвольную Бурзы. И подол обкромсал…
- Я буду жаловаться Слипчуку! И самому главному в фигурном катании, не знаю, как зовут!
- Чинкванта его фамилия, малыш. Жалуйся, конечно. Хоть ему, хоть в ЖЭК, хоть в Лигу Сексуальных Реформ…
- Вы не имеете права меня здесь держать! Тут темно и тесно!
- Патрик, расслабься. Дыши глубже. Подумай о ментальной связи поколений фигуристов, которые были до нас и пребудут после…Почувствую свою сопричастность! Раскрой чакры и лирическую составляющую!
- У меня ухо болит!
- Брайан?
- Я слегка. В воспитательных целях.
- А мне больно!
- Патрик, поверь, если ты не занимался балетом – ты не знаешь, что такое настоящая боль.
- Эван?
- Я тренировался в Большом театре, Брайан.
- Ты зверь.
- Кстати, а ты уверен, что запирание в шкафчике полезно для закалки характера?
- На все сто. Мне рассказывал Леша.
- Верю. Ну, что там выходит? Может, еще раз попробовать?
- Уже три раза раскладывал, Эван. Все равно выпадает долгая дорога и казенный дом.
…прислонившись спиной к дверце шкафчика, Брайан Жубер тасовал колоду карт. Из-за дверцы доносились крики на трех языках: по-английски и по-французски они и сами понимали, по-китайски – догадывались по интонациям. Рядом на табуретке валялось нечто из белой блестящей ткани, изуродованное, судя по всему, садовыми ножницами. Даже сам портной не опознал бы в отбитом у канадца материале тот самый костюм к показательному номеру француза.
- Снимай, - Брайан придвинул колоду коллеге, потом принял обратно, и начал раскладывать карты. – Ну смотри, и здесь – казенная дорога и казенный дом при бубновом интересе.
- У меня гипс черед два дня – на месяц!
- Я тут при чем? Карты не врут. Держу пари, наше руководство еще что-нибудь придумает. В крайнем случае, на гипс подзаработаешь…
Источник:http://community.livejournal.com/ice_fiction/
Название: Новогодняя елка
Автор: aakela
Вид: фик
Жанр: юмор
Пейринг: все со всеми
Рейтинг: R
Отказ от прав: все герои вымышлены, все сходства с реальными персонажами случайны.
Примечания автора: Написано в муках к новогоднему челленджу "Кот в мешке".
Роли в новогоднем спектакле на Ходынке исполняют:
Жубер - лка
Ягудин - Дед Мороз
Плющенко - Снегурочка
Вейр - Новый год Желтой Мыши
Лайсачек - Старый Год Огненного Кабана
Ламбьель - Кот
31 декабря. Зал Ледового дворца на Ходынке заполнен до отказа. Все ждут начала представления.
Звучат фанфары и на лед неловко выкатывается в стельку пьяный Жубер в костюме елки - зеленый балахон, к рукам привязаны украшенные еловые ветки, на голове лампочка, которая на данный момент не горит.
Жубер (пьяненько):
С новым годом, добрый люд! (косясь за кулисы) Ну и дрянь у вас тут пьют...
(пытается утереть нос, но в ужасе шарахается от ветки, привязанной к руке. Вспоминает Плющенко, задумчиво):
Я в России, если б выжил, тоже был бы страшно лют.
(икает, просветленно):
Слава Богу, я запасся милой родины глотком!
(достает из балахона фляжку конька, делает глоток, пьяно прыскает):
Авер уж небось за сценой все описал кипятком...
(пытаясь взять себя в руки и настроится на сценарий):
Вас в спектакле ждет сюжета удивительная нить!
(сбившись и косясь за кулисы):
Если там еще хоть кто-то в состояньи говорить...
(делает еще один большой глоток коньяка и окончательно распускается):
А пока никто не вышел, я устрою вам сюрприз!
(звукооператору) Эй, поставьте-ка музон мне, я исполню щас стриптиз!
Под одобрительные возгласы зала пытается стянуть с себя балахон, после чего прислушивается к звукам за сценой, торопливо:
Впрочем, щас веселый праздник будет пущен под откос.
Сердцем чую, сюда прется мой хозяин Дед Мороз!
На лед выезжает пьяный в хлам Ягудин, одетый в костюм Деда Мороза
Уф, я, кажется, добрался! Правда, несколько набрался...
Ничего, с моей харизмой это, в принципе, фигня!
Что-то лка странно пахнет… Или это от меня?
(публике, громко): С Новым годом, добрый люд! Что у вас сегодня пьют?
По душе ль пришлась вам елка?
Жубер (пьяно качнувшись):
Добрый вечер, всем салют!
Ягудин (недовольно):
Вижу, лка не горит, только много говорит.
(прикрикивает лке): Ты давай-ка соберись тут! И в башке поправь софит!!
Жубер (с хамскими нотками):
Я давно не расслабляюсь, а торчу тут огурцом.
И являюсь, между прочим, года нового лицом…
Ягудин (мрачно):
Вот бедняга Новый год! Неужель такой урод?
(публике): Эх, призвать ее к порядку – это дело не по мне.
Лишь Снегурка может сладить с этой палкой в мишуре.
Жубер (мстительно):
Значит, палка? Очень мило… А когда-то средь пурги
Вы меня ночами звали королевою тайги…
Ягудин (приходит в дикий конфуз, затем зло шипит елке):
Если быстро не заткнешься, я сожгу тебя дотла.
И не будешь больше пыхать перегаром из дупла.
(народу): В общем, будем звать Снегурку. Надо лишь ее найти...
Если честно, мы немного разминулись по пути.
Без Снегурки ведь облом!
Вваливается, почти падая, вдрабадан пьяный Плющекно в костюме Снегурочки
Плющенко (поправляя косу на голове, развязно):
С новым годом, всем шалом!!!
(Ягудину): О! Причалила родня! Без тебя теперь ни дня...
(косясь в сторону Жубера): Что-то лка странно пахнет… Или это от меня?..
Жубер (оскорбленно):
Если я и пахну чем, извиняйте, нет проблем.
Я могу и удалиться, чтоб не портить ваш тандем...
Плющенко (икнув, Жуберу):
Рот закрой. (народу торжественно): Момент настал совершить наш ритуал!
Чтоб свет елки новогодней и чертей в аду достал!
Фокус прост: на раз-два-три крикнем «елочка, гори».
(лке сквозь зубы): И попробуй только, мымра, не настроить фонари.
Жубер начинает заметно нервничать
Только хором! Раз-два-три, наша елочка гори!!!!
Жубер зажмуривается, лампочка на его голове не загорается.
Ягудин (смущенно):
Видно, плохо попросили. Что-то елке не горится…
Плющенко (доставая из сумочки наручники и топор):
По-хорошему, как видно, не судьба договориться.
(Жуберу, который пытается смыться): Стой, полено! Смирно, на..!
Жубер (прижимая ветки к груди, нервно):
Это ж не моя вина!
Это, видно, гад-электрик что-то спутал с бодуна!
Плющенко (поигрывая топором):
Значит так, зеленый друг. Мне до фени твой недуг.
Или ты горишь как хочешь, иль останешься без рук.
Жубер (нервно):
Мысль понятна и доверья я хочу не обмануть.
Но для храбрости мне надо выпить щас чего-нибудь.
Быстро достает из балахона фляжку и делает смачный глоток.
Плющенко (подозрительно глядя на Жубера):
Ну, давайте! Раз-два-три, наша елочка, гори!!!
Жубер напрягается, лампочка загорается, все аплодируют, довольный Жубер раскланивается.
Ягудин (философски):
Если враз достать топор, чтоб дать наглости отпор,
Он поправит дело быстро технике наперекор.
Жубер (мрачно в сторону):
Вот тебе бы в морду тыкнуть топором или лопатой...
Ты бы тоже засветился баскервильскою собакой.
Плющенко (пытаясь устоять на коньках, публике):
Что же, главный ритуал позади и сбой не дал.
Но в программе нашей будет не такой еще накал!
Ягудин (радостно):
А теперь пускай оркестр громко грянет в барабан!
К нам спешит сейчас проститься старый год - свин... тьфу! Кабан!
На полусогнутых выезжает пьяный вдрызг Лайсачек, одетый в красное трико, с привязанным к носу пятачком. Замирает в центре катка. Пошатываясь, обводит публику мутным взглядом. Не может вспомнить слова. Тишина.
Плющенко (тихо Ягудину):
Ягудин (тихо Плющенко):
Да свинья он потому что, а не огненный кабан...
Лайсачек (с трудом ворочая языком, публике):
Я смотрю по вашим лицам, что тут ждали лишь меня.
Что-то елка странно пахнет....
Жубер (истерично):
Дурень! Это от тебя!
Лайсачек (не обращая внимания на Жубера, публике):
Я в последний раз явил вам свой измученный пятак.
На прощанье извиняйте, коли было что не так.
Жубер (себе под нос):
А по мне, так год Свиньи был удивительный сезон....
Плющенко (с пьяным смешком):
Год Свиньи для чемпионства - убедительный резон...
Ягудин (Плющенко):
Я плевать хотел по жизни на любые зодиаки,
Но твоя Олимпиада проводилась в год Собаки...
Плющенко (возмущенно):
Между прочим, благородней не сыскать на свете знака!
Пес - большой друг человека, что доказано!
Жубер (Плющенко, с чувством):
Собака...
Лайсачек (со съехавшим набок пятачком бубнит, не выходя из ступора):
Год грядущий нежно сгладит в вашей жизни все изъяны.
Плющенко (задумчиво, не обращая внимания на Лайсачека):
А Петренко-то на Играх победил в год Обезьяны...
Ягудин (жалостливо):
Ну... У этих-то животных артистизм - в большом ресурсе.
Вот не зря он тренер Вейра. Интересно, Вейр в курсе?
Лайсачек (выходя из ступора при упоминании Вейра, исполняет на льду неловкое па):
Правда, если очень нравлюсь, я останусь править бал!
Голос из зала (весело):
Да вали уже скорее! Ну, ей-богу, задолбал!
Плющенко (нервно):
Коль напился, словно лошадь, так держи себя в узде!
Жубер (смущенно):
Между прочим, это просто было холодно в квартире...
Вейр (пьяно-весело Жуберу):
Так купи себе, любезный, впередь трусы на кашемире.
Ягудин с Плющенко, забыв про себя, ржут над Жубером.
Жубер (отчаянно):
Это что ж, народ, творится?! Все приличия поправ,
Надо мной тут мышь глумится!
Ягудин (сковозь ржач игриво пихая локтем Жубера):
А, по-мойму, Джонни прав.
Плющенко (ехидно сковозь ржач Ягудину):
На твоем бы месте, милый, я б не трогал сей вопрос...
Ягудин (зло Плющенко):
Ну а я бы на твоем бы отрастил не только нос!
Жубер (ехидно Плющенко):
Я нисколько не согласен с подлым вейровским наветом,
Но замечу, что тут кто-то может тыкать лишь букетом...
Плющенко (зло Жуберу):
А чего ж ты завывал-то муэдзином с минарета?!
Жубер (зло Плющенко):
Потому что мне о спину твоя терлась сигарета!!!
Вейр (с веселым ужасом):
Жень, ты куришь?!
Ягудин (ехидно):
Регулярно! Я-то знал из первых рук.
Плющенко (Ягудину удивленно):
При тебя я не курил ведь...
Ягудин (доставая из-под бороды золотую олимпийскую медаль, радостно):
Ты при мне курил бамбук!
Плющенко наливается кровью и бьет Ягудина сумочкой по голове. Завязывается перепалка.
Я б уже давно бы с вами раздавил на посошок,
Но по долбанной программе впереди еще мешок...
На лед пенделем из-за кулис выпихивают большой красный мешок, из которого полувываливается смертельно пьяный Ламбьель в костюме кота. Потасовка прекращается, все ржут.
Ламбьель (поднимая голову и оглядываясь):
Я к вам с миссией направлен, чтоб вальяжно, не спеша,
Изловить наш новый символ - новогоднего мыша...
Вейр (ехидно Ламбьелю):
Да, спешить тебе, похоже, в этот вечер не с руки...
Жубер (сочувственно):
Из мешка-то сам пролезешь или поставить на коньки?
Ламбьель (роняя голову обратно, с достоинством):
Ах, не надо меня трогать и молоть тут ерунду.
Я нарочно не вылажу, я люблю лежать на льду...
Плющенко (Ламбьелю с пониманием):
Приложиться к нему задом - тебе явно по душе.
Вейр (Ламбьелю с пьяным смешком):
От тебя на всех турнирах лед в проталинах уже.
Ламбьель пытается встать, но падает и переворачивается на спину. Лежит, раскинув руки.
Ягудин (косясь на публику, неодобрительно Ламбьелю):
Ты для виду хоть бы розу положил пока на грудь...
Ламбьель (слабо):
Я щас встану... Только Вейра подержите кто-нибудь...
Вейр (подъезжая к Ламбьелю и поддевая его коньком):
Фиг тебе за мной угнаться! Заключить готов пари.
Ламбьель с неожиданным проворством хватает Вейра за ногу и дергает. Вейр падает.
Ламбьель (цепко держа Вейра):
Ты уже так раз ошибся, когда был финал Гран-При...
Вейр (с возмущенным визгом отбиваясь):
Так не честно! Такахаши делал лучше элементы!
Ламбьель (пытаясь запихать Вейра в мешок, довольно):
А зато мне судьи ставят высоко за компоненты.
Да уж... Бедный Такахаши испытал глубокий шок.
Ламбьель (возясь на льду с Вейром):
Помогите-ка мне Вейра запихнуть теперь в мешок.
Вейр (истерично Ламбьелю):
Или ты меня отпустишь или я зову Петренко!!!
Ягудин (Ламбьелю многообещающе):
Он тебя под лед зароет и станцует там фламенко...
Ламбьель (заталкивая Вейра в мешок, ажиотированно):
Угрожайте сколько влезет, но добычу не отдам!
Мне щас море по колено!
Плющенко (спокойно):
Да понятно, ты же в хлам...
Ламбьель (завязывая мешок с Вейром, публике):
Новый год в надежном месте и теперь уж не сбежит!
Жубер (морщась):
Если он в надежном месте, почему он так визжит?
Ламбьель (поднимаясь на ноги и окидывая всех мутным взглядом):
Это он визжит от счастья, что не видит ваши рожи.
Жубер (косясь на физиономию Плющенко):
А, теперь я понимаю... Наши взгляды, видно, схожи...
Плющенко (ловя взгляд Жубера):
Да и мне твоя не люба, если прямо говорить.
Слава Богу, хоть букетом иногда могу прикрыть...
Ягудин (мечтательно Плющенко):
В наше время на букетах экономили. Обидно.
Уж поверь, тебя тогда бы до коньков не стало видно.
Плющенко (азартно Ягудину):
А давай-ка мы вернемся и сразимся за букет?!
Жубер (нервно):
Задолбали возвращаться! Вы уйметесь или нет?!
Ламбьель (с негодованием):
Вы и так всего добились! Сколько можно наконец?!
Если хоть один вернется, всем придет большой пиздец...
Плющенко (радостно):
Да? Тогда я возвращаюсь.
Жубер:
Ах ты сволочь...
Ламбьель:
Боже мой...
Вейр (еще мрачнее из мешка):
Все равно живым не дамся. Буду прыгать четверной.
Плющенко (ласково Вейру):
Постарайся, чтобы чисто и, желательно, в каскаде.
Жубер (вспомнив Змиевскую, мрачно):
Я боюсь, что он заскачет пятерным к Олимпиаде...
Ягудин (сочувственно):
Да... Галина - что Татьяна. Вечно пашешь, словно скот.
Вейр (жалобно из мешка):
Мне теперь и плакать нечем, все выходит через пот...
Все пьяно ржут. Публика начинает расходиться.
Плющенко (кидаясь к бортику, публике):
Мы немного отклонились... Но куда уходит зритель?!!
Голос из зала (весело):
Мы пошли просить охрану, чтоб вас сдали в вытрезвитель!
Плющенко (поспешно отступая и наталкиваясь на Жубера):
Напоследок вас еще раз поздравляем от души!
(Жуберу раздраженно): Слушай, лка, задолбала! Перегаром не дыши!
Ягудин (публике, с подхалимскими интонациями):
С Новым годом, с новым счастьем! Что еще вам пожелать?
(Жуберу раздраженно): Кстати, лка, на меня бы лучше тоже не дышать...
Жубер (отмахиваясь):
Да пошли вы! (народу): С Новым годом! Мне так с вами хорошо!
Если можно, завтра утром я приду сюда ишо…
Ягудин (зажимая рот Жуберу и отступая с ним к выходу):
Плющенко (продолжая отступать, себе под нос):
Это, знаете ли, очень утомительно для пьющих...
Ламбьель (пятясь с мешком, с явным облегченим):
И пусть бой курантов снимет эти роли с наших лиц!
Жубер, Плющенко, Ягудин, Ламбьель, Вейр (хором):
С Новым годом, с новым счастьем, с новой жизнью без границ!