Короче, в восьмидесятые годы на нандролоне попадались преимущественно спортсмены из бедных стран или просто "чайники". Да и пробы на допинг отбирали у спортсменов только во время олимпийских игр, национальных чемпионатов или крупнейших соревнований. Хотя почти все высокопоставленные функционеры ИААФ и МОК понимали, что отрицательный результат анализа после соревнований свидетельствует только о том, что спортсмены заблаговременно прекратили прием запрещенных допинговых препаратов. Но на фоне успеха первого чемпионата мира по легкой атлетике в Хельсинки в 1983 году, появления богатых спонсоров и дальнейшей коммерциализации мирового спорта открыто признавать существование такой проблемы никому не хотелось. Более того, в критический момент делалось все, чтобы скрыть истину и приукрасить действительность. Истину мы не знаем до сих пор: по косвенным данным, во время чемпионата в Хельсинки было 38 положительных проб, причем 17 из них принадлежали кому?.. - нет, не угадали, - легкоатлетам США. Звездопад мог быть неописуемым, но ныне покойный Примо Небиоло, президент ИААФ, положивший много сил на организацию первого в истории мирового чемпионата, - торжественно и спокойно объявил, что положительных проб нет. Из жертв нандролона восьмидесятых годов я бы отметил двоих. На Олимпиаде в Лос-Анджелесе в 1984 году попался Марти Вайнио, чемпион Европы-78 в беге на 10 000 м (27.30,99!). Вайнио, любимец Финляндии, был вторым в беге на 10 000 м, вышел на старт бега на 5000 м, уже разминался и его сняли прямо перед выстрелом стартера: нандролон! Было проведено официальное расследование. Оказалось, что вероятнее всего нандролон попал в результате переливания собственной крови (аутогемотрансфузии, запрещенной, но никак не определяемой процедуры) за несколько дней перед стартом. А кровь у него была взята в тренировочной период, когда Вайнио "сидел" на нандролоне... Более того, стало известно, что за несколько месяцев до Лос-Анджелеса организаторы Роттердамского марафона просто скрыли факт его положительной пробы, тот же нандролон. Заметим, что после этого расследования, видимо, были приняты какие-то меры - и финских бегунов на длинные дистанции с той поры мы уже не видим. Сам Вайнио, правда, вернулся после 18-месячной дисквалификации, бегал снова и уже ветераном установил мировые рекорды для сорокалетних: 8.05,08 в беге на 3000 м и 28.30,88 на 10 000 м - не побитые по сей день. Титан!
И еще один титан пал жертвой нандролона в 80-е годы - это Батч Рейнольдс, автор феноменального рекорда в беге на 400 м - 43.29, превышенного только Майклом Джонсоном на последнем чемпионате мира в Севилье в 1999 году. У Рейнольдса в пробе был четкий нандролон - но во время контрольного анализа в лаборатории Парижа в присутствии американского эксперта из олимпийской лаборатории Лос-Анджелеса был нарушен протокол Образцовой лабораторной практики. Результат подтвердили, но не провели детального сравнения с другой, заведомо положительной, пробой, называемой "лабораторный контроль", - из-за боязни перекрестного загрязнения. На основания рапорта своего эксперта американская федерация посчитала результаты повторного анализа недостаточными и оправдала Рейнольдса, однако медицинская комиссии ИААФ, изучив результаты, дисквалифицировала его на два года. Рейнольдс все эти два года судился с ИААФ, затем пытался вернуться в большой спорт - но и то, и другое оказалось безуспешным.
воим чередом шли научные исследования - оказалось, что метаболиты нандролона могут быть обнаружены у женщин при приеме некоторых контрацептивов, а также в начальный период беременности. Все спортсменки сразу стали декларировать прием контрацептивов при заполнении документов во время сдачи анализов на допинг. Но потом исследования показали, что соотношения (относительные количества) метаболитов другие, и все встало на свои места. Конец восьмидесятых и начало девяностых годов принесли много изменений. Рухнул блок соцстран, "железный занавес" исчез. Вопрос о проведении тестирования на анаболические стероиды в подготовительный период был поставлен ребром. Было решено начать со штангистов, так как превосходство спортсменов из СССР и Болгарии раздражало весь остальной мир. А после скандала с Беном Джонсоном в 1988 году в Сеуле ряд крупнейших международных федераций, в том числе ИААФ, объявили о программе внесоревновательного контроля на допинг. И в 1989 году начались внезапные проверки в подготовительный период. Чемпион Сеульской олимпиады в беге на 5000 м Джон Нгуги (Кения), оставивший вторым в том забеге Дитера Бауманна, - убежал куда-то в горы, когда инспекция с проверкой приехала к нему в тренировочный лагерь. И получил дисквалификацию - этот "побег" ему перезачли как отказ от сдачи пробы, что равносильно положительному результату. Сборная Австрии, спринтеры, всей эстафетной командой попались на станозололе. Тем временем главный "станозо-лолыцик", канадец Бен Джонсон, слезно каялся и давал показания специальной правительственной комиссии. Президент МОК Хуан-Антонио Самаранч объявил, что допингу нанесен решительный удар, и скоро эта проблема будет окончательно решена.
Итак, в конце 80-х ситуация радикально изменилась. Эпоха масляных инъекций отошла в прошлое. Ретаболил в СССР, например, ушел из спорта высших достижений, оставшись в любимцах лишь у "качков", бандитов и заводчиков крупных и сильных собак. В Америке ему остались верны так называемые recreational athletes - большая прослойка спортсменов, кто для себя интенсивно занимается спортом, но спорт не является источником их дохода. Однако в последние годы нандролон появился в новых формах - в виде так называемых "прогормонов" - их считают в США "пищевыми добавками" и продают без рецепта, вариаций их просто несть числа, а рост объема продаж в 1999 году по сравнению с 1998 годом составил по различным оценкам от 500 до 1000 процентов. И эта вторая волна нандролона захлестнула в свой водоворот многих. Посыпались звезды первой величины. Взять Дитера Бауманна, лучшего европейского бегуна на 5000 м последнего десятилетия. Олимпийский чемпион Барселоны и призер Сеула, многократный чемпион Европы, рекордсмен Европы - 12.54.70. Бауманн стартовал редко, тщательно готовясь к важнейшим соревнованиям. Тоже был любимцем всей Германии. Выступал против допинга. И вдруг такой скандал - две подряд положительные пробы, в октябре и ноябре 1999 года, - причем концентрация основного метаболита была 20 нг/мл. Это в десять раз превышает нижний допустимый предел концентрации, так что ошибка полностью исключена. Бауманн пытался оправдаться: якобы кто-то проник к нему в дом и ввел нандролон в тюбик с зубной пастой. Действительно, сотрудники кельнской лаборатории для эксперимента почистили зубы этой пастой - конечно, нашли потом в моче метаболиты нандролона. Жаль, что сначала никто не попробовал тихо прокрасться к Бауманну в дом - этот эксперимент точно бы не удался. Позиция ИААФ однозначна: все ссылки спортсменов на то, что ему или ей подсыпали, подбросили или подлили, считаются несостоятельными. Обе повторные (контрольные) пробы Бауманна подтверждаются в двух разных лабораториях - и его дисквалифицируют на два года.
Тут надо отметить, что совсем по-другому поступил Линфорд Кристи, еще один чемпион Барселонской олимпиады, составивший нандролонную компанию Бауманну в 1999 году Он объявил, что не будет оправдываться. Оправдаться было бы крайне трудно: нандролон у него был обнаружен не где-то там в Париже, а во все той же Кельнской лаборатории, и концентрация метаболитов составляла почти 200 нг в миллилитре (!). Так часто зубы не чистят. И вообще, когда Кристи, по своему обыкновению, после очередного победного финиша освобождался по пояс из своего комбинезона и демонстрировал фантастическую по красоте мускулатуру - то мне все было ясно: такого быть не может! Этого нельзя будет оправдать. Так оно в итоге и оказалось. Чувствительность современных методов допингконтроля с использованием хромато-масс-спектрометров высокого разрешения находится на уровне сотых долей нанограмма. Эта невероятная глубина анализа в прямом и переносном смысле.
Самая великая жертва допинг-контроля минувшего столетия - это, конечно, канадский спринтер Бен Джонсон, у которого был обнаружен анаболический стероид станозолол. Несомненно, что станозолол - один из наиболее интересных и эффективных анаболических стероидов, - вместе с тестостероном, метандростенолоном и нандролоном сыграл важнейшую роль в развитии мирового спорта в двадцатом веке. Станозолол (он же стромба или винстрол) - один из самых употребляемых и эффективных анаболических стероидов. Примечательно, что он изначально был представлен в двух формах: инъекционной и таблетированной. Если бы не последние проблемы с нандролоном и его количественным определением, вот уже второй год держащие в напряжении Международную федерацию легкой атлетики (ИААФ), то можно без тени сомнения назвать станозолол анаболическим стероидом XX века. В восьмидесятые годы станозолол стал наиболее популярным препаратом у спортсменов высокого класса, и прогресс во многих видах спорта напрямую связан с его систематическим употреблением. Этот допинговый препарат имеет, пожалуй, наиболее интересную историю. Первая часть 'была совершенно невидимая, теневая, а начало второй ознаменовалась самым известным случаем в истории борьбы с допингом, когда в 1988 году на Олимпийских играх в Сеуле через день после триумфа - блестящей победы в беге на 100 метров с мировым рекордом, 9,79!. - у Бена Джонсона отобрали золотую медаль. "Станозолол" - это слово тогда произнес на пресс-конференции Принц Александр де Мерод, руководивший Медицинской комиссией МОК и отвечавший за антидопинговый контроль. Это слово с тех пор запомнил весь мир. И мало кто знал, какой огромный прессинг принц де Мерод выдержал тогда со стороны спортивных функционеров и околоспортивных магнатов, не хотевших "мутить воду и омрачать праздник"...
Станозолол синтезирован в середине пятидесятых годов и выпускался, к примеру, в Австралии и использовался в ветеринарной практике в виде инъекций. В 70-е годы немецкая фирма "Винтроп" стала выпускать таблетки по 5 мг под названием Стромба и эмульсионные инъекции ("молочко") по 50 мг под названием Винстрол, быстро ставшие известными во всем мире. В СССР на рубеже 80-х годов Стромба продавалась по специальному разрешению в аптеках 4-го Управления Минздрава, обслуживавших партийно-правительственную номенклатуру. Инъекции Винстрола привозили из-за границы - Испании и Италии - просто сумками. Считалось, что это разные препараты. Я хорошо помню, когда работал в составе советской делегации на Олимпиаде в Сеуле, как все ахали и спрашивали, что это там корейцы нашли у Джонсона, сложное такое название. И удивлялись, узнав, что "наши" винстрол и стромба и есть тот самый станозолол. Так что во избежание путаницы будем использовать название самого анаболика - станозолол. Структура станозолола существенно отличается от структуры других известных анаболических стероидов, нандролона и тестостерона. Помимо дополнительной метильной группы, у станозолола есть еще одно кольцо с двумя атомами азота, что долгое время затрудняло обнаружение этого препарата. Все это способствовало ореолу легенд и слухов, окружавших препарат. Кое-что мне удалось прояснить, что-то так и остались загадкой...
В московском антидопинговом центре до осени 1985 года станозолол не определялся, пока не удалось воспроизвести очень чувствительную по тем временам методику, разработанную чешским профессором Бернджихом Хунделой, директором Пражской лаборатории, и представленную им на Московском антидопинговом симпозиуме летом 1985 года. Осенью проф. Хундела неожиданно умирает. Осенью того же года у нас в Москве был просто обвал положительных проб на станозозол! На него был специально настроен хромато-масс-спектрометр американской фирмы "Хьюлетт-Паккард", выделявшийся среди подобных приборов замечательной чувствительностью, "любивший стромбочку", как мы шутили. Потом уже, сравнив чувствительность нашей методики с данными ведущих западных и американских лабораторий, мы поняли, что в то время московская лаборатория значительно опережала и Кельнскую, и Монреальскую, выйдя на уровень одного нанограмма на миллилитр. Доказательством тому была положительная проба Бена Джонсона на станозолол в 1986 году во время первых Игр Доброй воли в Москве, за два года до Сеульской Олимпиады. Тогда он по не бегучей дорожке в Лужниках показал в беге на 100 м невероятные 9,95! На допинг-контроль Бен шел улыбаясь и приветствуя зрителей, будучи уверен, 'что ничего найти невозможно. Это было верно для всех допинг-лабораторий мира, кроме нашей. В тот день, когда Бен Джонсон бежал 9,95, я работал в лаборатории. Поздней ночью с легкой атлетики привезли пять закодированных, то есть без имен проб: две были помечены как женские, три - мужские. А врач, принимавший у спортсменов пробы, похвастался автографом Бена. Его пробу я вычислил, как только посмотрел на список препаратов, которые задекларировали мужчины. Две пробы были со стандартным набором фармакологии: эссенциале, карнитин, панангин, инозин, которым тогда пичкали сборную СССР, то есть, это были наши ребята. Тогда третья проба, без всяких пометок, должна принадлежать Бену Джонсону. И именно в этой пробе хорошо были видны оба пика метаболитов станозолола. На следующий день анализ повторили - классический станозолол! Но тогда мир этого так и не узнал.
Помимо Бена Джонсона, на первых Играх Доброй воли в Москве было 14 (четырнадцать) положительных проб, в том числе у звезд легкой атлетики из ГДР. Однако наши спортивные, и партийные руководители не решились "омрачать праздник", все-таки это была первая - с 1976 года! - встреча атлетов СССР и США после взаимных бойкотов Олимпийских игр в Москве и в Лос-Анжелесе. Так что Бен Джонсон еще два года удивлял мир своими результатами, без проблем пройдя девятнадцать допинг-тестов, пока, бедняга, не попался в Сеуле. Кстати, аккредитацию корейской лаборатории перед Сеульской Олимпиадой проводили по заданию Медицинской комиссии МОК специалисты Московского антидопингового центра, и Бен Джонсон стал нашим подарком корейским специалистам, прославившимся в 1988 году на весь мир.
Но это мы сильно забежали вперед. Вернемся назад, в тот роковой для советского спорта 1984 год, год бойкота Лос-Анжелесской олимпиады. Целое поколение спортсменов тогда просто сломали, не пустив на Олимпиаду. Потом это поколение сполна отплатило за это своей стране, создав организованные преступные группировки в первые годы перестройки. Казалось, при чем здесь станозолол? Но он тогда, в период теневой части своей истории, играл важную для всего мирового спорта роль. Станозолол не ловился, и его безнаказанно употребляла элита мирового спорта. Однако ситуация стала меняться в 1983 году, когда профессор Манфред Донике, директор кельнской лаборатории, создал новую методику для чувствительного обнаружения анаболиков и тестостерона, наводившую на всех ужас. Самый известный случай того года - это паническое бегство американских спортсменов из Каракаса, с Панамериканских игр, когда они узнали, что приезжает Донике со своими приборами проводить допинг-контроль. Методика работала просто убийственно: после проведения первого Чемпионата мира по легкой атлетике деятели ИААФ не решились объявить о большом количестве положительных проб. С учетом бойкота Московской Олимпиады обстановка стала непредсказуемой. Противостояние американских и советских спортсменов должно было разрешиться в Лос-Анжелесе, да еще спортсмены ГДР на своем оралтуринаболе, фирменном анаболике, вообще могли оставить позади и тех и других.
Среди этой паники самым интересным был тот факт, что станозолол эта методика не определяла! И знали об этом очень немногие, этот факт скрывался. Было объявлено, что Олимпийская лаборатория Лос-Анжелеса, возглавляемая Доном Кетлином оснащена по самому последнему слову техники и надежно определяет все запрещенные препараты, так что борьба будет честной. Напуганные предыдущими событиями, тренеры и врачи сборных команд, знавшие спорт изнутри, решили, что это прозрачный намек на то, что проблема определения станозолола наконец решена. Учитывая, что в то время в Москве станозолол продавался, употреблялся, но в московской лаборатории ВНИИФКа не определялся, можно было понять озабоченность наших деятелей, обязанных высоко нести знамя советского спорта. Одна положительная проба на Олимпиаде в Лос-Анжелесе - и всем потом будет очень и очень плохо. Хотя, по моим данным, в то время существовала не очень чувствительная методика определения станозолола в секретной лаборатории ГДР в г.Крайша -и больше, наверное, нигде, но немцы на контакт не шли. А профессору Хунделе из Праги еще оставался год на создание своей действительно уникальной методики.
Что-то надо было делать. Советские руководители многократно посещали олимпийские объекты Лос-Анжелеса. Особенно их заинтересовал порт, где можно было бы пристроить корабль, такую плавучую базу с лабораторией на борту. Планировалось, что к началу Игр наша лаборатория сможет определять станозолол. Но проблема состояла не только в одном станозололе: в связи с 11-часовой разницей во времени спортсмены для адаптации должны были приехать минимум за неделю до открытия Олимпиады, так что, пройдя обязательное тестирование в Москве перед выездом, они снова начнут употреблять таблетки стромбы и метандростенолона, а также оралтуринабола. То есть в Лос-Анжелесе их надо опять проверить на корабельной лаборатории. Так вот, когда американские власти не дали "добро" на месячную стоянку нашего корабля - то советское руководство на следующий же день объявило о "неучастии" наших спортсменов. Вообще я расспрашивал про станозолол и Дона Кетлина в Лос-Анжелесе, и Манфреда Донике в Кельне. Кетлин мне рассказал и про корабль, и про то, что станозолол в Лос-Анжелесе во время Олимпиады не определялся. А Донике, сильно удивил меня, сказав, что до 1983 года он вообще не рассматривал станозолол как анаболик, используемый в спорте, и в свою методику этот препарат не включил. У меня такое чувство, что станозолол на Западе и в США рассматривался как противовес оралтуринаболу, мягкому, но очень эффективному ГДР-овскому анаболику, лежавшему в основе допинговых программ немецких спортсменов. Оралтуринабол тек полноводной рекой в СССР и другие соцстраны, и тоже определялся крайне поверхностно. В то время не были известны долгоживушие метаболиты оралтуринабола, так что через несколько дней от таблеток не оставалось и следов. А вот остальные популярные анаболики - за исключением станозолола определялись методикой Донике весьма чувствительно, поэтому можно было представить, в каком положении оказались бы западные и американские спортсмены в Лос-Анжелесе, если бы их станозолол ловился!
То, что параллельно оралтуринабольной программе подготовки спортсменов в ГДР существовала аналогичная станозолольная программа в Америке, можно узнать из отчета правительственной комиссии Канады, которая расследовала дело Бена Джонсона. Если система подготовки высококлассных атлетов ГДР постоянно поминают как ужасную и бесчеловечную, то канадский отчет, страниц 400 текста, почему-то никто не вспоминает. А там столько интересного, хоть на русский язык переводи. Ключевая фигура, доктор Джеймс Астафан, кормивший станозололом Джонсона, Анжелу Йсаенко и многих других, прямо говорит, что он предлагал спортсменам оптимальным образом планировать употребление анаболиков таким образом, чтобы дозы были минимальные, а эффект достигался максимальный. И подчеркивает, что многие бегуны, приходившие к нему за консультацией, до этого ели анаболики горстями, а быстро не бежали. Только он вместе с тренером Чарльзом Френсисом делал их великими. Это была его работа, он получал деньги за свои знания и опыт - и больше ничего. А в употребление анаболиков его клиентов втянул сам спорт с его большими деньгами, приоритетами и системой ценностей. Тем не менее поминают одного Астафана, его имя сделали чуть ли не нарицательным.
Так что и с той, и с другой стороны океана во время подготовки к Олимпийским играм и отборочным соревнованиям попавшиеся на допинге спортсмены не дисквалифицировались, а просто предупреждались и прощались. Например, в 1988 году на предолимпийском отборе в Индианаполисе, где ныне покойная Флоренс Гриффит-Джоймер показала фантастические 10,49 в беге на 100 м (Френсис заметил, что она обогнала свое время на 49 лет), а полуфиналы в беге на 400 м у мужчин закрывали с результатом из 45 секунд, было 17 или 18 положительных проб, однако имена атлетов так и не были обнародованы. И тут и там копился опыт по выведению препаратов, вырабатывалось умение чередовать их прием и, наконец, выходить на пик формы к главному старту сезона - словом, постепенно складывалась система подготовки атлетов мирового класса. И надо отметить, что система ГДР была и более мягкой, и более человечной - достаточно вспомнить, как замечательно выглядели немки, спринтеры и прыгуньи, например, по сравнению с американскими коллегами с их просто невероятной мускулатурой.
В середине девяностых годов отмечался всплеск положительных проб на станозолол в результате применения так называемой масс-спектрометрии высокого разрешения, разработанной в той же кельнской лаборатории профессора Донике, Первой жертвой этой методики стали австралийские велосипедисты-трековики, участники чемпионата мира в Германии в 1993 г. Как и Бен Джонсон в Москве, они были уверены, что все давно у них вышло. Ан нет, попались и сам чемпион, и призер. В этом была некая справедливость, ведь Австралия по сей день является одним из мировых лидеров по подпольному производству стероидов, в том числе и станозолола. Правда, по правилам профессиональной федерации велоспорта трековикам за это полагалось лишь три месяца дисквалификации - против четырех лет по правилам любительской Федерации легкой атлетики (ИААФ).
На станозололе попадались многие наши атлеты, причем выдающиеся. Стоит только назвать имена бегуний на средние дистанции: олимпийская чемпионка в беге на 3000 м Татьяна Самоленко, чемпионка мира в беге на 800 м Лилия Нурутдинова, выдающиеся бегуньи на 1500 м и милю Наталья Артемова и Любовь Кремлева. Следует отметить, что в Сиднее в беге на 100 м с барьерами победила Ольга Шишигина (Казахстан), вернувшаяся после дисквалификации за употребление станозолола. Среди зарубежных станозололыциков вспоминается австралийский спринтер Дан Капобьяно. Уж его Федерация легкой атлетики Австралии оправдывала и отмазывала, как могла - но справедливость восторжествовала, он получил свои четыре года дисквалификации.
На самом деле в Кельне при определении станозолола применяли не только масс-спектрометрию высокого разрешения, но и специальную смолу, селективно собиравшую метаболиты станозолола. Это позволяло не только концентрировать сами метаболиты, но и избавляться от фоновых компонентов, мешавших чувствительному обнаружению станозолола. В целом методика требовала колоссальных усилий и тщательности, и ни одна лаборатория так и не смогла воспроизвести ее в полном объеме. Тем не менее, нынешний прогресс в определении станозолола связан с детектированием долгоживущих метаболитов, не известных в 80-е годы.
Сегодня станозолол употребляется менее интенсивно. Тому есть ряд причин. Во-первых, он вместе с нандролоном, кленбутеролом, метандростенолоном и метилтестостероном входит в "большую пятерку" анаболиков, которые лаборатории обязаны определять с максимальней "чувствительностью", на уровне ниже одного нанограмма в миллилитре. Так что элита мирового спорта предпочитает синтетический гормон роста, который пока не определяется. Во-вторых, на черном рынке появилось очень много подделок, и под видом станозолола продают самые невероятные сочетания анаболиков. Многие из подделок содержат метилтестостерон, и есть большая опасность попасться на его долгоживущих метаболитах. И, наконец, появление в последние годы большого количества "прогормонов" и "суппементов" типа андростендиолов или -дионов, а также их норандростановых аналогов значительно потеснило "старые" анаболики, в том числе и станозолол, на мировом рынке стероидных гормонов.
Вован +100))))) в москве есть лаборатория по юниорским сборным России(17-20лет) там 75% всех проб положительные вот это действительно страшно.......аа на мировом уровне это в порядке вещей..но статья офигееенная)))))
Бывший гонщик команды Герольштайнер, призер знаменитой веломногодневки Тур де Франс австриец Бернард Коль, пойманный на кровяном допинге EPO-CERA в августе прошлого года и сразу объявивший о завершении спортивной карьеры, теперь не стесняется допинговых разоблачений. В своем эксклюзивном интервью французской L'Equipe австриец подробно рассказал о том, как он "готовился" к прошлогодней Тур де Франс и как с помощью своего менеджера делал гемотрансфузию". Как Коль уже признавался раньше, во время Тур де Франс в его распоряжении было два литра собственной крови для переливания. "Ничего, кроме этого, - рассказывает Коль, - слишком много неожиданных проверок. Никакого тестостерона, ничего, кроме кофеина, псевдоэфедрина и кое-каких анальгетиков. ЭПО, гормон роста, инсулин - все это я применял до, а не во время многодневки.
Гемотрансфузию делали по вечерам в отеле, где останавливалась команда. Менеджер Коля Штефан Матшинер три раза за многодневку прилетал во Францию, чтобы снабдить своего подопечного поллитровой порцией крови. "Он присылал мне СМС "Ты можешь зайти ко мне в комнату", и я исчезал не больше чем на 20 минут. Никто ничего не замечал", - заявляет Коль.
Гонщик продолжил свой рассказ историей, как обмануть допинг-контроль, который на горных этапах проводят в 7 утра. "Когда вливаешь себе пол-литра крови, ее показатели не вызывают подозрений. Также мой менеджер делал мне инъекцию альбумина, чтобы понизить гематокрит. Более того, я обычно делал гемотрансфузию за 48 часов до решающих этапов: на следующий день ты не будешь в верхней части протокола, однако через два дня эффект будет налицо.
Наличие биологического паспорта Междунардного Велосипедного Союза (UCI) не смогло предотвратить регулярное применение Колем допинга на протяжении всей спортивной карьеры. "Велогонщики топ-уровня - настоящие профессионалы в вопросах допинга, и они прекрасно понимают, что показатели крови, чтобы не попасться, должны быть стабильными. UCI посылает нам наши показатели, полученные после взятия проб, и мы стараемся, чтобы при следующем контроле они не отличались. В этом смысле, биологические паспорта даже помогают нам".
Что касается собственной положительной пробы на ЭПО третьего поколения CERA, то Коль недоумевает, почему попались только он и два его товарища по команде Штефан Шумахер и Риккардо Рикко, а не другие участники Тура.
"Все в мире велогонок были уверены, что этот ЭПО не ловится. И почти все его применяли. Как ни странно, поймали только нас троих. Я уверен, что пробы всех гонщиков первой десятки могли оказаться положительными, - рассказывает Коль. - Это случилось со мной, мне просто не повезло. Я не настаивал на вскрытии контрольной пробы В, мне было ясно, что маскарад окончен".
Коль также рассказал, что внутри пелотона существует что-то вроде круговой поруки, и все знают все друг про друга и про то, кто и какой допинг применяет. "Я не обманывал никого в пелотоне, уж будьте уверены. Когда я был молодым гонщиком и не выигрывал ничего, я не применял дорогую фармакологию, потому что у меня банально не было денег. Однако я знал, что применяют "большие". Это как общественная организация внутри пелотона, в которой такие вещи являются приемлимыми. Гонцы ценят и уважают успехи друг друга, не беря во внимание допинг".
Молодой австриец сам стал "большим" и смог позволить себе самую лучшую фармакологию, включая ЭПО третьего поколения и гемотрансфузию. После своих признаний в употреблении допинга Коль стал сотрудничать с австрийской полицией и антидопинговыми организациями и хочет делать то же самое на международном уровне в сотрудничестве с UCI и WADA. О возвращении он не думает.
"Я знаю правила: те, кто говорят правду, не возвращаются. Поэтому я переключаюсь на другую деятельность без всяких сожалений".
Здесь будет опубликован ряд статей, посвященный допингу.
Посыпались звезды первой величины. Взять Дитера Бауманна, лучшего европейского бегуна на 5000 м последнего десятилетия. Олимпийский чемпион Барселоны и призер Сеула, многократный чемпион Европы, рекордсмен Европы - 12.54.70. Бауманн стартовал редко, тщательно готовясь к важнейшим соревнованиям. Тоже был любимцем всей Германии. Выступал против допинга. И вдруг такой скандал - две подряд положительные пробы, в октябре и ноябре 1999 года, - причем концентрация основного метаболита была 20 нг/мл. Это в десять раз превышает нижний допустимый предел концентрации, так что ошибка полностью исключена. Бауманн пытался оправдаться: якобы кто-то проник к нему в дом и ввел нандролон в тюбик с зубной пастой. Действительно, сотрудники кельнской лаборатории для эксперимента почистили зубы этой пастой - конечно, нашли потом в моче метаболиты нандролона. Жаль, что сначала никто не попробовал тихо прокрасться к Бауманну в дом - этот эксперимент точно бы не удался. Позиция ИААФ однозначна: все ссылки спортсменов на то, что ему или ей подсыпали, подбросили или подлили, считаются несостоятельными. Обе повторные (контрольные) пробы Бауманна подтверждаются в двух разных лабораториях - и его дисквалифицируют на два года.
Но это мы сильно забежали вперед. Вернемся назад, в тот роковой для советского спорта 1984 год, год бойкота Лос-Анжелесской олимпиады. Целое поколение спортсменов тогда просто сломали, не пустив на Олимпиаду. Потом это поколение сполна отплатило за это своей стране, создав организованные преступные группировки в первые годы перестройки. Казалось, при чем здесь станозолол? Но он тогда, в период теневой части своей истории, играл важную для всего мирового спорта роль. Станозолол не ловился, и его безнаказанно употребляла элита мирового спорта. Однако ситуация стала меняться в 1983 году, когда профессор Манфред Донике, директор кельнской лаборатории, создал новую методику для чувствительного обнаружения анаболиков и тестостерона, наводившую на всех ужас. Самый известный случай того года - это паническое бегство американских спортсменов из Каракаса, с Панамериканских игр, когда они узнали, что приезжает Донике со своими приборами проводить допинг-контроль. Методика работала просто убийственно: после проведения первого Чемпионата мира по легкой атлетике деятели ИААФ не решились объявить о большом количестве положительных проб. С учетом бойкота Московской Олимпиады обстановка стала непредсказуемой. Противостояние американских и советских спортсменов должно было разрешиться в Лос-Анжелесе, да еще спортсмены ГДР на своем оралтуринаболе, фирменном анаболике, вообще могли оставить позади и тех и других.
Так что и с той, и с другой стороны океана во время подготовки к Олимпийским играм и отборочным соревнованиям попавшиеся на допинге спортсмены не дисквалифицировались, а просто предупреждались и прощались. Например, в 1988 году на предолимпийском отборе в Индианаполисе, где ныне покойная Флоренс Гриффит-Джоймер показала фантастические 10,49 в беге на 100 м (Френсис заметил, что она обогнала свое время на 49 лет), а полуфиналы в беге на 400 м у мужчин закрывали с результатом из 45 секунд, было 17 или 18 положительных проб, однако имена атлетов так и не были обнародованы. И тут и там копился опыт по выведению препаратов, вырабатывалось умение чередовать их прием и, наконец, выходить на пик формы к главному старту сезона - словом, постепенно складывалась система подготовки атлетов мирового класса. И надо отметить, что система ГДР была и более мягкой, и более человечной - достаточно вспомнить, как замечательно выглядели немки, спринтеры и прыгуньи, например, по сравнению с американскими коллегами с их просто невероятной мускулатурой.
На станозололе попадались многие наши атлеты, причем выдающиеся. Стоит только назвать имена бегуний на средние дистанции: олимпийская чемпионка в беге на 3000 м Татьяна Самоленко, чемпионка мира в беге на 800 м Лилия Нурутдинова, выдающиеся бегуньи на 1500 м и милю Наталья Артемова и Любовь Кремлева. Следует отметить, что в Сиднее в беге на 100 м с барьерами победила Ольга Шишигина (Казахстан), вернувшаяся после дисквалификации за употребление станозолола. Среди зарубежных станозололыциков вспоминается австралийский спринтер Дан Капобьяно. Уж его Федерация легкой атлетики Австралии оправдывала и отмазывала, как могла - но справедливость восторжествовала, он получил свои четыре года дисквалификации.
Сегодня станозолол употребляется менее интенсивно. Тому есть ряд причин. Во-первых, он вместе с нандролоном, кленбутеролом, метандростенолоном и метилтестостероном входит в "большую пятерку" анаболиков, которые лаборатории обязаны определять с максимальней "чувствительностью", на уровне ниже одного нанограмма в миллилитре. Так что элита мирового спорта предпочитает синтетический гормон роста, который пока не определяется. Во-вторых, на черном рынке появилось очень много подделок, и под видом станозолола продают самые невероятные сочетания анаболиков. Многие из подделок содержат метилтестостерон, и есть большая опасность попасться на его долгоживущих метаболитах. И, наконец, появление в последние годы большого количества "прогормонов" и "суппементов" типа андростендиолов или -дионов, а также их норандростановых аналогов значительно потеснило "старые" анаболики, в том числе и станозолол, на мировом рынке стероидных гормонов.
Как Коль уже признавался раньше, во время Тур де Франс в его распоряжении было два литра собственной крови для переливания. "Ничего, кроме этого, - рассказывает Коль, - слишком много неожиданных проверок. Никакого тестостерона, ничего, кроме кофеина, псевдоэфедрина и кое-каких анальгетиков. ЭПО, гормон роста, инсулин - все это я применял до, а не во время многодневки.
Гемотрансфузию делали по вечерам в отеле, где останавливалась команда. Менеджер Коля Штефан Матшинер три раза за многодневку прилетал во Францию, чтобы снабдить своего подопечного поллитровой порцией крови. "Он присылал мне СМС "Ты можешь зайти ко мне в комнату", и я исчезал не больше чем на 20 минут. Никто ничего не замечал", - заявляет Коль.
Гонщик продолжил свой рассказ историей, как обмануть допинг-контроль, который на горных этапах проводят в 7 утра. "Когда вливаешь себе пол-литра крови, ее показатели не вызывают подозрений. Также мой менеджер делал мне инъекцию альбумина, чтобы понизить гематокрит. Более того, я обычно делал гемотрансфузию за 48 часов до решающих этапов: на следующий день ты не будешь в верхней части протокола, однако через два дня эффект будет налицо.
Наличие биологического паспорта Междунардного Велосипедного Союза (UCI) не смогло предотвратить регулярное применение Колем допинга на протяжении всей спортивной карьеры. "Велогонщики топ-уровня - настоящие профессионалы в вопросах допинга, и они прекрасно понимают, что показатели крови, чтобы не попасться, должны быть стабильными. UCI посылает нам наши показатели, полученные после взятия проб, и мы стараемся, чтобы при следующем контроле они не отличались. В этом смысле, биологические паспорта даже помогают нам".
Что касается собственной положительной пробы на ЭПО третьего поколения CERA, то Коль недоумевает, почему попались только он и два его товарища по команде Штефан Шумахер и Риккардо Рикко, а не другие участники Тура.
"Все в мире велогонок были уверены, что этот ЭПО не ловится. И почти все его применяли. Как ни странно, поймали только нас троих. Я уверен, что пробы всех гонщиков первой десятки могли оказаться положительными, - рассказывает Коль. - Это случилось со мной, мне просто не повезло. Я не настаивал на вскрытии контрольной пробы В, мне было ясно, что маскарад окончен".
Коль также рассказал, что внутри пелотона существует что-то вроде круговой поруки, и все знают все друг про друга и про то, кто и какой допинг применяет. "Я не обманывал никого в пелотоне, уж будьте уверены. Когда я был молодым гонщиком и не выигрывал ничего, я не применял дорогую фармакологию, потому что у меня банально не было денег. Однако я знал, что применяют "большие". Это как общественная организация внутри пелотона, в которой такие вещи являются приемлимыми. Гонцы ценят и уважают успехи друг друга, не беря во внимание допинг".
Молодой австриец сам стал "большим" и смог позволить себе самую лучшую фармакологию, включая ЭПО третьего поколения и гемотрансфузию. После своих признаний в употреблении допинга Коль стал сотрудничать с австрийской полицией и антидопинговыми организациями и хочет делать то же самое на международном уровне в сотрудничестве с UCI и WADA. О возвращении он не думает.
"Я знаю правила: те, кто говорят правду, не возвращаются. Поэтому я переключаюсь на другую деятельность без всяких сожалений".