Третий Рим

Из-под лавки торчала филейная часть великого князя. Слышалось звяканье чего-то железного и приглушенное бормотание - две тысячи шестьсот девяносто пять, две тысячи шестьсот девяносто шесть.
- Эй, князюшка, ты чего там делаешь? – с непритворным удивлением спросил патриарх.
- Копилку разбил. Теперь считаю, хватил ли.
- На что?
- Да вот в стойбище на болоте собираюсь. Уж больно хочется на гиспанцев посмотреть. Сам король туда свою реальную дружину посылает.
- Мда. Совсем я вас запугал. А что из казны не взять?
Из-под лавки показалась пыльная и вся в паутине голова князя.
- Ты что, твое первосвященство? Ни одной казны на эти билеты не хватит.
- А чего? Дорого, что ли?
Раскрасневшийся князь, встав на карачки, сказал:
- Читай по губам. -……………….
- Сколько????
-…………….. – Патриарх задумчиво посмотрел в потолок. Он прикидывал если у него в копилке такая сумма. Или придется втихаря от жены стащить недостающее из комода.
- Совсем они там, на малой родине, опупели – пробормотал патриарх.
С хоров на мотив гимна грянуло: «Под небом голубым, есть город золотой».

По Москве, а оттуда и по всей Руси поползли нехорошие слухи. Заигрались, бояре наши, болтали по кабакам и рынкам. Этак всех разорят ради болотца то дальнего. И начали рушить статуи газового тельца и гадить в его храмах. И готовы были призвать варягов, благо и Мишка Лаудрупов подвернулся. И стали в темных углах бить морды одетым в синии цвета и стали бояре косо поглядывать на патриарха с князем, а верный Малюта пил в усмерть и, размазываю по щекам слезы, вспоминал луизитанца, рассказывая всем, как кормил его с ложки и был ему заместо родной матери. Зрел раскол, этим пользовались всадники Бердыя, несущими страх и разрушение по всей стране. Надежа Руси матушки была только на Москву и как всегда, парни в красно-белых рубахах, усердно помолившись в ближайших шинках, отравились спасать родину, сквозь зубы матеря газпром и болотных жителей с московской пропиской. Впереди была битва с пиктами, и разборки, разборки, разборки.

И никто так и не понял великого замысла Володимира-бить морды друг другу за цвет рубахи и картинку на щите. Такая страна была непобедима и это поняла даже блудливая Европа, заблудившаяся в очередном крестовом походе и сразу простившая Московскому князю его гонения на бесноватого грузина. Вытирая слезы Мальте, он пытался как мог обьяснить верному нукеру, что не важно, кто кружочки на выю повесит, важно, чтоб смуты было меньше. Пусть лучше друг дружке кровь пускают. Неразумные дети, думал патриарх, а еще о том, что Вальку-посадницу и Миллеров всяких надо приструнить, опричникам какие-нибудь кружочки пристроить, буйную ватагу Федунца сплавить очередного Кучума бить и много еще чего. Приближалось время новых ристалищ, но мысли почему то постоянно вились вокруг юлиной косы и на ум приходили богомерзкие мысли, да и Кондолиза, опять же. Словом, как всегда, трудно, но нужно.

- Кончай князь о СКАНДАЛизе мечтать. Я тебя конечно, как мужчину-то понимаю. Экзотика и все такое. Но уж больно она баба скандальная. Да и любит мужчинок в красных галстуках. Ты о бабе с косой помни.
Князь позеленел, побледнел, а следом и покраснел. И тут же продел все это в обратном порядке. Патриарх с изумлением наблюдал за сим дивным семафором.
- О че сразу-то, о костлявой? За чем пугаешь?
- Хм. А она костлявая? А ты Митя, откуда знаешь? А ли уже без меня о песочных пляжах и жемчужине у моря договорились?
- Твое первосвященство!!! Ты что???? С этой костлявой и с косой все пытаются договориться. Все века, так сказать, и эпохи подряд. И не у кого не выходит. И у тебя, придет срок, не выйдет. Придет она к каждому, костлявая и с косой, в саван завернутая…- взвыл князь.
-Тьфу. Балбес. Я тебе о политике талдычу. О пляжах песчаных. О городе Де Рибаса. Ну и о Юлечьке с косой. (Вот, правда, интересно костлява, али нет). А ты? Ты о чем удумал? Эх, не выходит пока из тебя политика. Только и научился, что грузинам вводить. Ладно. Пикты рядом. Вот тебе словарик могучего и великого от Евсея. Он то знает, как, словом божьим приложить и глаголом каленным жечь. Заучишь и Гусю перескажешь.
Политик,- под нос себе пробормотал патриарх, - Юлькину косу, с другой косой и саваном перепутать. И напевая: «эх, жемчужина у моря, а помирать нам рановато» пошел смотреть, где кроме Волги живут татары.

А пикты уже шлялись по Москве, распространяя запахи вереска и мозжевелового самогона. Уроки Евсея были забыты, страха не было. Друиды камлали на жертвенных кишках и приносили в жертву голландских гусей. Все надежды были на смуты, царящие в ристалищном мире. Глядя на разбитые газовые тельцы и окровавленные рожи, у наглых пришельцов в душе растекалась надежда. Приближалась битва, небо опускалось все ниже, вместе с градусником и мировым правопорядком.

Часто всхлипывая, князь жевал белую массу. Он знал, долг превыше всего. Но как он не старался, белая масса не уменьшалась. Не помогала даже запивка в виде «Хванчкары». Князь тужился, всхлипывал, но упорно продолжал свое дело.
Эх, все же хорошо, что не материя, - думал он, - как же я теперь Мишико понимаю. Интересно, что на нем написано было, что он бедняжка так давился? И ведь даже прикус, что в Гарварде исправили, не помогает. Как же я его понимаю, - со слезами в мыслях, думал князь. Следующий небольшой комочек белой массы был запит добрым глотком вина. Нет, ну подумать только – мысленно возмущался князь, - заучи, и Гусю перескажи. И рад бы был. А как? Ведь под роспись, этот словарик принесли. Секретность. Что б ей пусто стало.
А первой странице!!!! Написано!!!! Русским по белому: «Сверх секретно. Перед прочтением съесть». Сволочь эта Малюта. – слезы застилали глаза князя. - Ох, и сволочь. Но долг превыше всего. И белая масса словарика лежащего перед князем все уменьшалась и уменьшалась. А под столом все росла и росла гора винных бутылок. Долг превыше всего.

А тем временем штаб русской дружины продолжал обцеловывать Спящего Красавца. В надежде – а вдруг проснется? С хитрой улыбкой на это смотрел Подвал. Ему политкорректные процедуры не требовались.

Малюта зловредно потирал руки и сучил ножонками, подглядываю в замочную скважину за мучениями великого князя. Это тебе за луизитанца, нечего было Степашку пугать и Кобу без поединщиков оставлять. Еще Вальке с Миляром, да Мудко с Дюком ответят.

У Красного Крыльца грустный кол смотрел в небеса. Думы его были суровы, как окраины Москвы. Опять правда жизни опять проходила мимо него. С конюшни раздавались хлесткие звуки чего-то рассекающего воздух. Тихое повизгивание наказуемого гулким набатом сотрясало Лубянку. Каждая плеть, выписанная Малюте, кровью отзывалась в сердцах опричников.
- Шутить изволишь? А ли по 30-ым соскучился? Может, вспомнишь, чем святой великомученик Лаврентий кончил? Ишь чего удумал. Над князем изгаляться. Он уж бедняга пятый лист словаря доедает, а в погребах вино заканчивается. Один вред от тебя Малюта. Смотри следующий раз, прощения не будет. Продолжайте. – Милостиво разрешил патриарх.
И под грохот семихвостки, насвистывая: «товарищ Сталин, вы большой ученый», с огромным удовольствием Мудко продолжил.
А на Старой площади у Степашки начался зуд на мягком месте. Он прекрасно понимал, что Малюта на всю жизни запомнит, кто его подначил на шутку с князем.

А тем временем в бивуаке русской дружины Арш гадал на ромашке. Продадут, не продадут. А если и продадут, то зимой, или в другой жизни

Из-за стен отдельного и секретного кабинета раздавались звуки. Порой подозрительные, а порой и страшные. И чуть ли не первый раз в жизни патриарху приходилось разговаривать с дверью.
- Ну, ты там, вообще-то как?
Протяжный стон был ему ответом
- Живой?
Следующий звук мог обрадовать только если патологоанатома.
- Ну, не серчай особо на него. Ну, у кого шуток дурацких не бывает.
- Жив буду, на Кавказ сошлю. Будет для меня у диких горцев чачу отнимать. – Ответила дверь в отдельный и секретный кабинет. Окончанием фразы стал стон.
- А хочешь, порадую?
Ответом стали звуки, которые издает человек, когда ему не весело. Выпитое вино явно хотело на волю.
- Нет, ну может тебе от новостей легче станет?
Неразборчивое бормотание выказало полное безразличие к жизни.
- Так вот. Федунец, да ты его знаешь. Ну, это зарвавшийся торговец овсом. Так вот он, решил иностранного военноначальника себе прикупить. И представляешь, наивная душа, не из низких земель, а кого-то презренного дана.
- И что дан? – прохрипела и забулькала дверь.
- Сбежал!!! Сказал, что думать будет. Хорошо ли его семье здесь жить будет.
- А денег предлагали - забулькало из-за двери.
- ?, ну да, вообще-то эти и забыть могли
- Иностранец?! А как же традиции? – Ехидно спросил страдалец отдельного и секретного кабинета. – Они же в случае чего, его и без нас с тобой, твое первосвященство, на кол посадят.
- А и нехай. Данов в мире много, нового прикупят. Не данном единым жив человек. – Гордо закончил патриарх.
Дверь отозвалась бульканьем и стоном. Вино все-таки не прижилось.

А тем временем в русской дружине заканчивалось общее собрание.
Не так страшен Уэльс, как его Тошак – веско припечатал воевода Борода. – И помните,
у России всегда есть ответ, и иногда она им помахивает. Гусь дружелюбно пыхнул самокруткой (последнее время он вместо плана перешел на самосад). И дружною толпой дружина чинно проследовала в кабак. Закрепить пройденный материал.

В то время как над предстоящем полем битвы сгущались тучи, в лагере псевдоанглицких суппостатов тоже было не все спокойно. Вражина Тошек, шутихи ради, заставляет вояк своих биться «стенку на стенку» и тупить клинки свои о кольчугу мощную. Сам же, созвав гонцов заморских стал речи им вещать, да на вопросы каверзные ответ держать.
А те и рады сему приему, и тоже давай потехи ради, про новости с земель валийских спрашивать, пером гусиным бумагу марая, да чужестранными диктофоновами клацая.
- Как войско русское от границ своих спасать будете? Какое зелье припасли от сил диковинных дружины «Гуся-покорителя земель европейских»? – всем скопом навалились писаки на чужестранца.
- Пробоину делать будем в порядках защитных русичей-выскочек – молвил Тошек, сам не веря словам своим, которые слетали с его бледных дрожащих губ,- Не сдадимся на милость россияк храбрых, не падем у стен Кремля славного, нейтралитет сохранить хотим, а потом на землю нашу англицкую заманить и там разбить дружину сильную. Князей Ваших Павла, Шаву и Гребня на земле домашней бить будем.
- Не храбрись, Тошек, вспомни ристалища прошлые с русичами, вспомни слава царевича Евсея, брошенные на поле с поверженным войском твоим. – гонцы донимали уже варвара Дэйвиса (Услышав слова обидные, храбрец Тошак повернулся спиной к гостям званным и общую залу покинул, лишь писаря своего валийского поманив)
- Не бился я с царевичем Евсеем и слов его не слыхивал – ответил варвар и тоже обреченно покинул залу.

- Сейчас же отойди от глобуса Украины. Ни на минуту оставить нельзя. Что это за карта на столе? Где? Где, я тебя спрашиваю, северный Казахстан?
- Ну, так мы с министром обороны решили Диснейленд построить, вот и спрямили границы.
Патриарх устало вздохнул. Кол облизнулся. Он любил министров.
- Да, ведать полегчало тебе после вчерашнего. В политику полез. Ты лучше потомками пиктов займись, а то толи Тощак, толи Мощи, а вспомнил Тошак, интервью раздает. Совсем уважать перестал. Гуся нашего заморского не боится. И все так и норовит его в страну аглицкую заманить. А про Евсея и слышать не хочет. Что-то Мудко давно не видно.
- Победные реляции пишет.
- А не рано?

А тем временем, под утро, русская дружина возвращалась из кабака. Материал был закреплен, и от знаний многие покачивались. Гусь уверенно держал в руках словарик Евсея. Вдали тихо скрипели волынки и вякали кимвалы. А дружина, не стройно шагая и в разноголосье, выкрикивала известные слова.
Борода себе под нос мурлыкал о враждебных вихрях.

И пролился дождь над раздираемой сомнениями Москвой. И, вторя ему, плакал Тошек, со своими друидами. Русская дружина, несмотря на все свои огрехи, пробила защитные порядки валлийцев и напомнила им битву при Гастинге. Лениво прищурив глаза, защищая их от тягучего самосада, Гусь лениво махнув рукой, бросил в бой Пашку Поленова. В русских сказках, как и в жизни, всегда везет определенной категории лиц, так и тут, заметавшийся дротик попал в костяную ногу и отлетев, пронзил воротчика супостатов. Так была добыта победа. Все орали от счастья и жрали водку, наглые притязания болотных жителей на квитанции честных русичей на время были забыты. И только великий князь был рассеян, опасливо поглядывая на патриарха, в своих мечтах он видел севастопольский пляж, осененный великокняжеским стягом и Юлю с Кандолизой в бикини, а киевского князя за стойкой бара. Ляпота накрывала своими крылами Русь.

- Эх, твое первосвященство. Ты тут победные реляции Мудко читаешь, а мне ходоки из гнилого города прохода не дают.
- Чего кручинишься князь? Чего людишки хотят?
- Волнуются, что во вторник глашатых в каждом доме не будет, и они вовремя не узнают, как Сероводородчики Старую синьору обижать будут.
- А они, что в серьез ее обижать будут?
- Очень даже может быть. А ты беспорядков не боишься?
В воздухе замурлыкало: «Взвейтесь кострами»
И самый главный простой болельщик задумался.

Утро понедельника было мрачным. Великий князь чувствовал себя принаисквернейшим образом - сказывались вечерние походы по кабакам и всенощные гульбища по случаю последних побед родной дружины. Патриарх же, как всегда по понедельникам, ждал подробных вестей из княжеств своих. Остановившись перед дверью Патриарха, князь достал из рукава заранее припасенный пузырек и залпом махнул его, затем еще немного потоптавшись у двери, юркнул в хоромы Патриарха.
- Ваше высокопреосвещенство, можно? – неуверенно спросил князь и по зале распространился резкий запах кореня валерьяны.
- Заходь, коли пришел… - настроение у Патриарха тоже соответствовало дню недели. – послушать хочу что в княжествах моих твориться, да мир чем живет.
- Во всех волостях и княжествах битвы прошли очередные – неспешно начал князь, мучительно пытаясь вспомнить хоть кого-то из полководцев.
- Ну и кто кого? – грозно вопрошал Патриарх.
- Невысокий полководец к горцам подался, выбил из стана родного, гнал 100 верст целых, да там абреков и разбил вчистую. Конники наши столичные с «робин гудами» - лучниками с земель дальних в схватке рубились, те тоже еле ноги унесли. Химики эти заежие, те что аммиаком приторговывают, старик Тихон с крылатой бандой своей, да перевозчики - младших по рангу погоняли. Ну вот вроде и все. - стараясь быстрей закончит разговор, выпалил князь.
Патриарх думал о чем то своем. –Как все ?- вдруг встрепенулся он – давеча видел мужики в рубахах красно-белых песни на площади горлопанили, да бражкой травились, неужто наши тоже кого-то копьем проткнули?
- Не, мужики так горланили, по привычке. Наши с насекомцами бились, и битва вроде равная шла – ан нет уступили.
- А Федунец их, этот торговец овсом, о чем думает: варяга скандинавского заманил, дана этого и может еще кого хочет? – предыдущая весть явно растроила Патриарха еще больше. Князь не ответил.
- А где Мудко? – вдруг грозно спросил хозяин. Гость сжался еще больше, все последнее встречи Патриарх спрашивал один и тот же вопрос, ответ на который он не знал. Патриарх продолжил сам: - Пес он боярский, пообещал дружине нашей сборной денег из казны государственной, и в кусты? Какое право имел? Я с дружинниками нашими сам из казны серебром и золотом расчитался по смете подписанной, все до полушки отсчитал? А он ….. – вся Москва судачить. А с Гуся этого все перья повыдергивал…. Князь уже не слышал, о чем гневно возжущался Патриарх, при упоминание о Гусе, в голове его быстро пробегали картинки дней недавних: как пили они с Гусом можжевеловый отвар, отнятый у поверженных пиктов, как Гус учил его крутить самокрутки, да в траве заморской разбираться, как потом втроем с Бородой горланили «каравоке чужесстранческие»……. – Писульку какую-то подписать не могут – опять народ смеется! – продолжал тем временем Патриарх. – Увидишь Мудко этого – так ему и передай. Скажи что лавки все его подпольные оброком и данью обложу. Перестанет он у меня энтой свой чертовой антрибутикой, туниками, да стягами заморскими приторговывать. Забыл смерд кто его из болота северо-западного вытащили, на ноги поставил, да от Вальки –посадницы уберег.

))) Давно же мы Мудко ищем. Где собака скрывается?))))))

Вдруг в дверь в царские хоромы приоткрылась, Патриарх обернулся и замолчал - сначала в проеме появились огромные черные усы, а затем медленно, чинно перебирая лапками через порог перевалилось маленькое кошачье существо. Князь тоже бросил взор на дверь: - А ну брысь отсюда,Черкес! – прошипел он, однако котенок никак не отреагировал на этот шик и продолжал медленно переваливаться через дверную преграду. Патриарх улыбнулся, заметно помягчав: - Как ты его назвал, чертяка?. Князь побледнел, он давно ждал этого вопроса. Как-то после Яблочного Спаса, кремлевский любимец кухни котяра Фетис притащил князю к ногам маленького котенка. Князь сразу прозвал его в честь своего любимого полководца Черкеса. Потом у опричников начались гонения, смута и вздоры – Черкеса с позором прогнали домой к горцам. Как к этому отнесся Патриарх, князь не ведал, поэтому боялся попасть в опалу к всемогущему. Однако, окончательно подобрев, Патриарх продолжил: -Черкес!? Это ты его в честь Соломоныча, что ли?А что похож – усища прям как у Газая! – пошутил он, - Ладно, князь, «цейтнот» у меня, слыхивал, наверное, что Валька все не унимается, - Кубков ей мало, опять отправляет Невысокого в Европу, с итальяшками биться будут? Вот, тоже хочу поглядеть на действо то диковенное.
-Может у них на болотах с провизией плохо? Вот она его за макаронами и справляет? – осмелел князь – Запрети ты им, Патриарх дело это – пускай вон лучше татар этих, кочевников во главе с Бердыем остановят, а то вчера Кобу послал, а он даже до ворот ихних дойти не может – опять вернулись оборванцы битыми.
- Нехай бьются, и татар в покое оставим, пускай берут мендальки эти позолоченные, праздник у них на сий год приходиться – глядишь и нас позовут попировать! Ступай, князь и Черкеса своего забирай, мне ехать надо! – закончил Патриарх .
Князь подобрал усатого и вышел. «Да, непонятно с Патриархом, опять себе недуг какой-то придумал «цейтнот» - пойду к знахарю спрошу» – подумал князь.

Точно, точно, макароны. – Думал князь. А то раньше-то, что? Все ливером кузенов кормили, да пиво, то баварское, то английское привезут. А только разве макароны у них нормальные есть? Все спагетти и спагетти. А то и вообще паста. Смотрел я на их Италию. Сапог сапогом. И вообще, как Малютка мириться надумал, так и притащил списки их дружины. Это же не бойцы, а народный театр. Сплошная Буффон-ада. Только Пьеро с Коломбиной им не хватает. Эх, не забыть бы, с посадницей связаться. Узнать, не забыли ли икону чудотворную с собой взять. А то будем выглядеть потом, как Арлекины.

А тем временем в далекой стране – сапоге господин Раньри очень внимательно смотрел в писульку своего разведчика. И ни чего не понимал в загадочной русской душе. Вроде дома-то эти сероводородчики не ахти как бьются. Но печень вспоминала прошлые посещения загадочной страны, и намекала, как бы не пришлось учить русский. А еще в ушах почему-то раздавался загадочный голос не известной ему певицы, вещавшей об ах, Арлекино. И вспоминалась страшная и загадочная фраза появившаяся вчера в общественных Туринских туалетах: « а не проиграете, отключим газ». И сразу становилось зябко.

Сказать могу только ОДНО - МОЛОДЦЫ!!!!
Виктор то,как неплохо ВПИСАЛСЯ!!!)))Я могу так только под рюмку,да и не одну....!!!!)))))
МОЛОДЦЫ,МОЛОДЦЫ,МОЛОДЦЫ! +1000000000000!

Полдничной традицией в серое небо плюнула пушка с бастиона. Золотом по синему ударили колокола Никольского.
Осень - звучало набатом.
Грязные воды с разбега набросились на гранит каналов, и отступили опозоренные.
Осень – шипело вокруг.
Голодный ветер помелом прошелся по паркам. И голые статуи зябко кутались в мрамор.
Осень – свистело в небесах.
Мудрые деревья стали прятать седину в багрянец волос. Злобно хмуря очей очарованье.
Осень – твердят увядшие хризантемы.
Бабье лето, чуть приподняв юбки, одело валенки.
Осень – твердят серые одежды.
Серая хмарь Маркизовой лужи грозит белыми мухами. И тяжело вздыхает простуженный город, хлюпая хроническим ринитом.
Осень – белеют носовые платки.
Желтым цветом сумасшедших домов сереют улицы. Колодцы двором выплевывают из себя бледных Родионов.
Осень – обшарпанными ступеньками твердят лестницы.
Призраки людей и событий мертво глядят сфинксами. Тяжело зеленеют памятники, с ненавистью отмахиваясь от голубей. Хищно поводит стволом серый, как и весь город крейсер.
Осень – тревожно бухает знаменитый музей.
Нервное метро дышит сквозняком, бьет в спину дверью и со смаком пережевывает толпу.
Холодные батареи твердят о белых ночах и веют могильным холодом. Старухами процентщицами зазывают дворцы.
Осень – прокашливают парки пригородов.
Нервным пульсом улицы и проспекты перемигиваются светофорами и рекламой. Но и они не в силах заменить собой уснувшее солнце. Темно-свинцовая хмарь, притворившись небом, покрыла город и серых прохожих.
Город вечной осени – злорадно ухмыльнулась ОСЕНЬ.

И только сине-бело-голубой пульс согревал сердце стылого города. Не смотря на красно-белую язвительность, теплилась искра надежды.
Ласковое итальянское солнышко даже и не подозревало о северо-восточных болотах. Оно с наглым прищуром пахло молодым вином и оливками. И со снисхождением взирало на сероводородчиков и с умилением думало о катеначчо.
А вот слегка напуганная Европа, морща лоб и презрительно кривя губы, пыталась разучить загадочные фамилии. Да уж, - думал Раньери, - без бутылочки кьянти, а то и трех, фамилию Файзулин и не произнесешь. И как давать установку. И ведь действительно, что страшно, а вдруг все-таки отключат газ?

- А-а-а-а-а!!!!!! Рим пал!!!!! Конец вековой империи!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Гунны в городе!!!!!!
Папке римскому морду набили, тиару разодрали и из Ватикана выгнали!!!!!! А-а-а-а-а-а!!!!!!!!!
- Эй, князюшка, что орешь, ночь на дворе.
- Ох, ты, и привидится же такое. Кошмар ночной!!!! Рим пал!!!!
- Эх, говорил, же тебе, не ешь на ночь сырых помидор. Вот лучше бы тебе приснилось, что Турин пал. А Рим….. Нет. Не верю

А на утро патриарх с удивлением смотрел газеты. Рим пал. Не гунны, но что похожее там напакостило. То ли Клюй, то ли Клуж.
-Хм. А князь-то провидец. Может спросить его, сколько завтра РТС стоить будет

- Ну и что ты делал этой ночью?
Князь, смущаясь, шаркнул ножкой, - да, так ни чего особенного. Шалил.
- Что всю ночь?
- Да ты, что твое первосвященство. Стара сеньора-то, на всю ночь, стара.
- Ты это о чем?
- По крайней мере, не об игрищах с мечом.
Озадаченный патриарх взглянул на график технического индекса фондовой биржи РТС.
Стара. Сеньора. – Он понял, что-то падает, и вставать не хочет.

Всю ночь известный торговец овсом Федунец не вставал с колен в домовой церкве . За что , господи , взывал он , подсчитывая убытки от набега бердыевой орды. Все что нажито непосильным трудом , как заклинание твердил хозяин валидольной дружины . Скорее бы великий князь двинул Крым отвоевывать , а то понаехали ладскнехты киевские , житья от них нет . Не кручинься , хозяин , успокаивал его приближенный дворянин Карп . Вона и лужковских абреки вдули, Насекомцев аж фальцетом запел , а тысяцкий московский чуть свой чудный плоский шлем не.проглатил . Да и Газай на болоте погром устроил, фламандец ентот еще ниже росточком стал , посадница вся позеленела , да и то молвить , сколь можно чашку чужеземную праздновать , не одна печень даже посадницкая не.выдержит . Пойдем лучше в кабак да Лаудрупова, дана нашего захватим . Пущай менталитету набирается и врубается , что здесь ему не там . А чтоб душу не травить , накинь денежков на овес то и всего делов , первый раз что ли .

- Ну, что Франц, все понял?
- Nein
- Ну, там, мир, дружба, жевачка
- Nein
- 1945 год, газ в конце-то концов
- Nein
- Не, ну во упертый!!! Ты устный счет знаешь? Сейчас мешки с деньгами считать будем.
В глазах Франца появился не поддельный интерес. Первый мешок с золотом шмякнулся на стол.
- Ein. –Послушно сказал Франц, и без паузы – Nein.
Второй мешок дробно золотанул по столу.
- Zwei. – Франц сглотнул и выдавил из себя - Nein.
И количество мешков увеличилось до трех
- Drei, - судорожно заходил кадык Франца, и дальше дробно зазвучало – Nein,
Nein, Nein
Из не бытия возник следующий мешок с золотом.
- Vier, - глаза Франца закатились, и губы зашептали – Nein,- но голос его уверенно сказал - Ja – и тут же затараторил, - Ja, Ja, Ja
- Молочина, мы знали, что договоримся. Держи, это премия. – и на стол, уверенно, победителем полуфинала лег пятый мешок.
- Fünf, - пробормотал Франц, глаза его стали закатываться, но перед тем как рухнуть в обморок, он все же успел вспомнить история и сказать: Гитлер капут

Вы заслушали аудиозапись сна испанского журналиста

Was ist das.herr Franz ? - Das ist eine Tambovski Grupperovka. - Was ? Prohorovka ? - Neine !!! Tambovski Grupperovka,herr Uli !