1 из 3 частей.
«Тишина – вот, что больше всего поражает, когда играешь на Центральном корте «Уимблдона». Беззвучно стучишь мячом по мягкой траве, подбрасываешь его, чтобы подать, бьешь по нему и слышишь эхо собственного удара. И каждого удара после этого. Хлоп- хлоп, хлоп- хлоп.
Идеальный газон, богатая история, древний стадион, игроки, полностью одетые в белое, понимающие болельщики, священные традиции – все это соединяется, чтобы отгородить и укрыть тебя от внешнего мира.
И это ощущение мне подходит – соборная атмосфера Центрального корта хорошо влияет на мою игру. Потому что сложнее всего во время матча утихомирить голоса у себя в голове, выкинуть из сознания все, кроме самих соревнований, и сконцентрировать каждый атом своего существования на розыгрыше. Если я ошибся в предыдущем розыгрыше – нужно забыть о ней. Если появилась мысль о победе – надо ее отогнать.
Финал 2008 года против Роджера Федерера был самым важным матчем в моей жизни. Предыдущие два года я проигрывал в финалах, оба раза Федереру, и поражение 2007 года, когда дело дошло до пятого сета, оставило меня абсолютно разбитым. После проигрыша я плакал.
В раздевалке я проплакал полчаса без перерыва. Слезы разочарования и обиды на самого себя. Год спустя я твердо сказал себе – что угодно может подвести меня в этот раз, но только не то, что находится в моей голове.
Уже за ужином накануне финала я начал мысленно играть. В тот вечер, как и в большую часть Уимблдонских вечеров, на мне была готовка. Обычно она помогает успокоить мысли. В тот вечер я готовил пасту с устрицами.
После ужина я поиграл в дартс со своими дядями и без пятнадцати час улегся в кровать, но задремал только около четырех утра. В девять я уже встал. Конечно, было бы лучше, если бы я поспал чуть дольше, но в тот момент я чувствовал себя как никогда бодрым, живым и полным энергии.
Я съел свой обычный завтрак: хлопья, апельсиновый сок, шоколадное молоко и мое любимое домашнее блюдо – хлеб с солью и оливковым маслом.
Примерно в 11.30 после последней тренировки на 17-м корте я пошел в раздевалку. Она не очень большая – может быть, с четверть теннисного корта. Но это место грандиозно благодаря пропитавшим его традициям. Деревянные панели, стены цветов «Уимблдона», покрытый ковром пол и память о великих, которые были здесь.
Было необычайно тихо, но для меня это было в самый раз. Я погружался глубже и глубже в себя, закрывался от окружающей обстановки и проделывал весь тот неизменный комплекс мероприятий, который всегда проделываю перед матчем.
На обед была паста – никакого соуса, ничего, что может вызвать несварение – с оливковым маслом, солью и простым кусочком рыбы. Напиток – вода.
В час дня – за час до финала – мы вернулись в раздевалку. Федерер был уже на месте и сидел на деревянной скамеечке там же, где всегда. Мы так привыкли к нашим финалам, что не ощущалось никакой неловкости. Совсем скоро мы будем делать все возможное, чтобы уничтожить друг друга – и все же мы дружим. Соперники в других видах спорта могут искренне ненавидеть друг друга даже за рамками соревнований. Но не мы.
Мы с Федерером не равны по таланту – но разница преодолима, и я знал, что если смогу заглушить сомнения, страхи, чрезмерные ожидания лучше, чем он, то способен обыграть его.
Надо заковать себя в броню, превратить себя в неуязвимого рыцаря. Это что-то вроде самогипноза, игра, в которую играют с убийственной серьезностью, цель которой – упрятать свои слабости от себя и от соперника.
Шутка или фразы о футболе, которыми мы с Федерером с легкостью могли бы обменяться перед выставочным матчем, сейчас были бы ложью, они сразу были бы отмечены им и интерпретированы как признак страха.
Вместо этого мы ограничились рукопожатием, кивнули друг другу, обменялись вялыми улыбками и отошли к своим шкафчикам, которые были, может быть, в десяти шагах друг от друга, а затем оба сделали вид, что другого здесь просто нет.
МАТЧ
Первый сет, третий гейм
В шести матчах, сыгранных до финала, Федерер лишь дважды пр