Книга Брайан Жубер. Огонь на льду
Предисловие переводчикаНу что, заскучали?.. Вот вам, кто не читал!..))))))
Пока первая глава только, но этот перевод мне так дорог, что еще немного поговорю…
Если подписи к фоткам к «Ледованной бумаге» я, каюсь, переводила не очень сильно напрягаясь, то тут все как раз наоборот. Я очень старалась, что, учитывая мои «два класса церковноприходской», конечно, было титаническим усилием (и это только начало!). Даже в ущерб литературности я попыталась перевести все чуть ли не дословно, стараясь сохранить строй и соотношения времен французского языка, что, конечно, непросто для таких разных языков, как наш и его. Кое-где, конечно, есть перлы, которыми я просто горжусь))) А вообще – наверняка в моем переводе много неточностей и даже ляпов, но, в принципе, представление вы получите… Если есть какие-то вопросы и поправки по переводу – милости просим, пишите здесь и в личку!))
Теперь самое главное – благодарности)))
Благодарю Машульку Гурьянову за помощь в переводе трудных для меня мест, а их было немало!
Благодарю Жислэн, которая совершила подвиг, в «клинических» случаях объясняя мне по-французски, как переводить с французского!))
Благодарю он-лайн-переводчик PROMT и он-лайн-словарь МультиЛекс! (они такие разные…)))))
Благодарю мой шизанутый карманный словарик!
А также благодарю Алену Полянскую, которая битый час объясняла мне тонкости игры в боулинг))))
Да, чуть не забыла – специально для любителей отстаивать чужие права, когда об этом никто не просит – поскольку вероятность выхода этой книги на русском языке так мала, что ей можно пренебречь, а также поскольку я с этого не имею никаких материальных доходов, ничьи права не ущемлены и никакая совесть меня не мучает))).
Ну, все. Читайте!..)))
при участии Лоика Лежэя и Селин Лонгевр
БРАЙАН ЖУБЕР
Огонь на льду
Предисловие Алена Кальма
ГЛАВА I
Начало
ЗОЛОТАЯ СЕМЬЯ
Пуатье – это вся моя жизнь. Я родился здесь 20 сентября 1984 года. Здесь я живу, в фамильном доме, расположенном в народном квартале Болье. И это здесь я тренируюсь с четырех лет. Я люблю этот город. Здесь все мои ориентиры. Когда я буду строить дом – вероятно, в этом году – это будет здесь. Здесь, где мои корни. Я нутром привязан к этому городу. Это очень сильное чувство…
Здесь я провел счастливое детство, окруженный любящими родителями. Мы из скромной среды, но никогда ни в чем не нуждались. Вся моя семья принесла много жертв, чтобы я преуспел. Они несли лишения ради меня. Долго. Нужно было дождаться моих первых успехов на международном уровне, чтобы пришла поддержка, общественная, частная или Федерации. До этого две мои сестры проводили целые вечера, монтируя музыку на магнитофоне, в то время, как соседка кроила костюмы… Кустарщина! Мы также в самом деле никогда не отправлялись в отпуск. Моя семья довольствовалась тем, чтобы летом сопровождать меня на стажировки. Отправлялись тогда все вместе на машине в Англе, в Мон-Дор или в Бордо. Чаще всего спали в каком-нибудь пристанище или кемпинге. Этот тип каникул подходил моим сестрам: иногда они приходили повидать меня на каток или занимались чем-нибудь снаружи.
Я должен был менять коньки каждые три месяца. Это были “Super Diamant”, около 4000 франков пара. Это занимало большую часть семейного бюджета. Сегодня я оцениваю усилия, сделанные моими родителями. Я им за это действительно благодарен. И буду благодарен вечно. Наверно, это следствие моего воспитания, но я не расточителен. Я знаю цену вещам. Единственное – я всегда обожал доставлять удовольствие. И с тех пор, как я это могу, я делаю подарки людям, которых люблю.
Мой отец работает на общественных работах. Он всегда позволял мне жить моей страстью и сопровождает меня с тех пор, как он это может, даже когда это трудно, учитывая его многочисленные профессиональные перемещения. На самом деле, фигурное катание - не его «конек». Он интересуется им только потому, что я занимаюсь этим спортом. Он никогда не был строг. Как-никак, я все время был в движении, когда был маленьким! Мне всегда надо было вскарабкаться на стол или на стул. Я был немного сорвиголовой. Это плохо кончилось для меня во время одного сезона. Я повредил приводящую мышцу, делая сальто вперед на моем велосипеде на пересеченной местности. Это было самым серьезным ранением в моей карьере.
Я сохранил эту стремительную сторону. Я люблю сильные ощущения. Например, я фанат механических видов спорта, Формулы-1, но так же, и главным образом, мотоцикла. Михаэль Шумахер и Валентино Росси – мои кумиры. Я не пропускаю Гран-при по телевизору, и приезжаю, чтобы на нем присутствовать, как только возымел такую возможность. Я мечтаю их встретить. Впрочем, я сдал экзамен по правилам дорожного движения после семнадцатого дня рождения, когда мне подарили мотоцикл на 125 кубических сантиметров. Это повергло моих родителей в такие тревоги! Особенно маму, которая находится в состоянии стресса, как только я уезжаю на тренировку на моем новом мотоцикле, «900-й» Хонде, которая идет более 200 километров в час.
Мама сперва продавала свежие продукты, а затем стала помощником воспитателя в детском саду в Пуатье. Это она выбрала для меня имя «Бриан». Произносить «БРИЙ-АН» под страхом выговора! (здесь есть некоторая ассоциация со словом «бриллиант» - прим. переводчика). Она выбрала это имя из-за его бретонских корней (Брие, Бриажан (Brieuc, Briagen) – говорила она мне), а не из-за его англо-саксонских созвучий. Но очень скоро она прозвала меня Бабу (Babou). Я не знаю, почему и откуда это взялось, но осталось со мной. Однажды, во время одного соревнования, она выкрикнула мое прозвище… Это не ускользнуло от фанов! С тех пор оно перешло в публичную сферу. Что касается меня, я уже выбрал имена моих будущих детей. Я назову моего сына Рубенс (Rubens). Не из-за художника, а из-за Барричелло, автомобильного пилота. Если девочка, это будет Британи (Britany).
Моя мать много занималась спортом в молодости. Легкой атлетикой, она занималась толканием ядра и бегом с препятствиями. Она также играла и в баскетбол. И, если даже она им не занималась, моя мать обожала фигурное катание. Она смотрела Алена Кальма по телевизору, этого человека, которого все женщины рассматривали как идеального зятя в 60-е годы… Она всегда толкала меня вперед, но никогда не преследовала меня фразами типа: «Ты скоро будешь чемпионом, ты скоро будешь чемпионом». Мы очень, очень близки. Это фигурное катание настолько нас сблизило. Она всегда была тут, как в хорошие, так и в плохие моменты. Она всегда защищала меня, всегда спрашивала мое мнение, когда задавалась вопросами моей профессиональной ориентации, на каждом этапе моей карьеры. Поэтому я и смог оставаться в Пуатье. Это был мой выбор. Я мог бы поехать в Бордо или в Шампиньи-сюр-Марн, в тренировочные центры, может быть, более структурированные, но это вынудило бы меня удалиться, покинуть, отчасти, мои корни, от чего я всегда отказывался. Так же и позже, когда временами вставал вопрос сослать меня в Соединенные Штаты.
Моя мать всегда говорит мне правду, как бы приятно или неприятно ни было ее услышать. Она раздражает меня иногда, и я не всегда с ней согласен. Но это нормально: не только она одна не из фигурнокатательной среды – впрочем, она никогда не вмешивается в техническую сферу, - но, сверх того, она и сегодня еще большая защитница.
Присутствие моей матери много значит для меня. Каждую вторую половину дня она устраивается за застекленной стойкой бара катка. Однажды мой отец над ней подшутил, перед журналистом, говоря, что «если бы она могла, она разбила бы здесь палатку». Но я нуждаюсь в ней. Даже если она не настоящая специалистка, лучше всего меня знает она. Мне уже двадцать один год, но я всегда смотрю на нее после прыжка на тренировке; ее взгляд говорит мне, хорошо или нет оставленное впечатление. Поэтому когда она - мишень критиков, это меня очень сильно задевает. Я нахожу, что это ужасно несправедливо. Моя мать всегда страдала от того, что она делала для меня. Это началось на пуатьерском стадионе с моих дебютов. Когда она просила дополнительные часы льда, она слыла за «зануду», тогда как она правильно играла свою роль мамы, пытаясь подарить мне наилучшие условия для прогресса. Это усилилось в последние годы. Я благодарю ее за то, что она всегда боролась.
Я всегда был любимчиком моей семьи. Это не изменилось, и мои старшие сестры никогда на это не обижались. Сами они прозвали меня Зевсом в юности. Александра и Сара соответственно на десять и на двенадцать лет старше меня; у нас три разных характера. У Александры характер отца, у Сары – матери, а я – помесь обоих. Мы всегда хорошо понимаем друг друга. Когда для них пришел момент покинуть дом, Алекс и Сара вместе заняли квартиру, в квартале Сен-Элуа, в нескольких метрах от семейного жилища. В частности, это позволило мне занять самую большую комнату, но мне их не хватало, и тогда я отправлялся их повидать, часто на велосипеде… а один раз на мопеде, который мне подарил один друг моей сестры. Мне было всего тринадцать лет…
Я не достиг возраста, чтобы им управлять, этим мопедом. Он был старый, но папа мне его подновил, заново покрасил и поставил новые амортизаторы. Он был здоровский, я был на нем помешан. Тем не менее, мой отец запретил его брать. Однажды вечером я «прокололся». Я сел на него, чтобы поехать к Саре и Алекс. Была тьма кромешная. Меня обогнала машина, отжимая меня, чтобы не наехать на белую линию. И пожалуйста. Большего не нужно было для несчастного случая. Я поднялся с обожженной лодыжкой. Некоторое время я не мог кататься. И я заработал себе серьезный «разнос»!
В действительности, это из-за моих сестер, должно быть, я фигурист. Они занимались танцами на льду, во времена, когда в Пуатье был один клуб. Я смотрел на них с открытой балюстрады катка, застывший на одном месте. Я тоже хотел «тататься»! В эти времена моя мать систематически лечила меня, так как я часто промокал, пытаясь «пробовать» лед.
Итак, я начал с танцев на льду. Но во время моего первого соревнования я закончил последним. Я тотчас остановился. Я понял, что мое – это фигурное катание, которое разрешало прыжки, и я записался на пуатьерский стадион. Я обожал падать, катался по земле, скорость меня опьяняла, это было забавно. Я носил просторную футболку и вращался так быстро, как возможно, в надежде, что она раздуется шаром. Это была моя большая амбиция, я не переставал спрашивать у моей матери - «получилось?»!
Я был настолько увлечен, что вначале спал со своими коньками! Я думал только об этом. По субботам, вдобавок к моим занятиям, я ходил на массовое катание, просто для удовольствия. Я и сегодня часто так делаю, люди даже не выглядят удивленными. Временами они отодвигаются, оставляют мне немного места для вращения или прыжка. Но никогда они не уставляются на меня как баран на новые ворота. И поэтому тоже я не хочу покидать Пуатье. Здесь я дома.
Поначалу на мой совсем маленький размер были только белые коньки. Но белые ботинки – это нормально для девочек, а я этого не переносил. С самого начала я красил их, стало быть, в черный. Чтобы сделать более «пацанскими»! В одно время я решил пойти лучше в хоккей, но на самом деле я никогда не страдал от насмешек. В школе Жоржа Брассана мои друзья напрасно старались насмехаться надо мной «с моим девчоночьим спортом», это у меня пролетало мимо ушей, так мне нравилось фигурное катание.
Я никогда не интересовался футболом, тогда как все мои однокашники играли в него. По понедельникам, когда мы встречались, они рассказывали мне о своем матче накануне. А я затруднялся заставлять их оценивать мои достижения, мои фигуры, мой первый аксель. Я сохранил двух настоящих друзей детства с тех времен, Пьера и Микаэля. Мы стали неразлучны. Я знаком с Пьером с детского сада, Микаэль – сын нашего соседа. Два верных и преданных любителя футбола. Впрочем, они не изменились! Они издалека следят за моими результатами, но когда мы видимся, мы не говорим о фигурном катании. Никогда. Нам есть что рассказать друг другу об ином.
С Микаэлем, который, как и я, любит кататься на роликах, и Кристофом, другим другом по соседству, которого я потерял из виду, мы устраивали партии в стрит-хоккей в подземном гараже, в пятидесяти метрах от моего дома. Соседей бесил шум, но плевали мы на это. Мы не останавливались. Проглотив завтрак, мы натягивали ролики и бросались в гараж. Вероятно, это там, в этом темном месте, и выковались мой культ победы и моя ненависть к поражению. Не вынося проигрывать, я вскоре стал тренироваться совсем один, чтобы совершенствоваться. Мы играли и в бильярд. Я обожал и по-прежнему обожаю эту игру… особенно, когда выигрываю! Есть только одно занятие, где я согласен проигрывать – это боулинг. Я знаю, что я неспособный. Но меня забавляет делать «желоб», плохой счет.
Я все-таки обратил двух человек из мира футбола в фигурное катание. Первый, Жак Дантан, - бывший игрок хорошего уровня на пуатьерском стадионе. Это он управлял моим счетом в Сберегательной кассе, когда я был подростком. Он интересовался моей спортивной карьерой, сначала через прессу. Затем, в 2004-м, он приехал поддержать меня на Трофей Бомпар, международный этап Гран-при, который проходил каждую зиму во Дворце спорта в Пари-Берси. Его сопровождал Жан-Клод Барро, футбольный тренер в Монмориллоне. Жан-Клод, которого прозвали «Papas», один из друзей семьи, он тоже обратился в фигурное катание! Его жена следит за всей моей карьерой. Она – единственная, чей сборник статей, касающихся меня, может соперничать со сборником моей матери! Его дочь Сара - друг, затем подружка, - каталась со мной на пуатьерском стадионе. Это к «Papas» мой отец, Алекс и Сара ходили смотреть мои взрослые чемпионаты по телевидению в прямом эфире. Долгое время у нас дома не было спутниковой антенны, потому что моя мать ссылалась на то, что это помешает моему отцу сопровождать меня на международных соревнованиях. Но она сдалась прошлым летом. Вероятно, это не отменит все телевизионные вечера у Барро, где мы чувствуем себя как дома.
Это судьба свела начало карьеры Вероник Гийон с моим. Когда я начал кататься в четыре года, Вероник Гийон переехала в Пуатье. Ей было всего двадцать лет. Это была ее первая тренерская должность, и она тратила сумасшедшую энергию, чтобы перестроить клуб по своему понятию. Она заметила меня из-за моей «утиной» походки и очень скоро прозвала меня «шампиньончик» («le petit champignon» дословно – «грибочек», но по-французски ассоциируется с «le petit champion» – «маленький чемпион», «чемпиончик» - прим. переводчика), неутомимо меня подбадривая. У меня нет точной картины тех времен. Я только помню, что у Вероник был очень грубый голос. А она – она не услышала моего ни разу за первый год!
Веро производила на меня впечатление. С первого момента она кажется холодной и строгой, даже если она не столь сурова, как на вид. Но она очень строга технически. Когда ты на катке – это чтобы работать. Надо слушаться ее, подчиняться. Это не всегда было легко, так как ее словарь был одним и тем же, к кому бы она ни обращалась. Она употребляла слова, иногда сложные для самых маленьких.
Но это не сбило меня с толку. К счастью. Один сезон за другим, она систематически помещала меня в более взрослую группу. Я же никогда бы не развился с детьми моего возраста. Всегда в высшем разряде. Это был источник дополнительной мотивации. Я смотрел на более взрослых, я старался им подражать. Когда Веро адресовала кому-то исправление, я слушал ее, чтобы его применить. Это позволило мне двигаться вперед быстрее. Добиться успеха сначала в акселе и моем первом двойном, затем во все более и более сильных прыжках.
Сначала она не отмечала разницы между другими и мной. Но когда я начал добиваться небольших результатов на французских чемпионатах, я почувствовал, что ее внимание больше направлено на меня. Она адаптировала тренировки, чтобы они благоприятствовали моему росту – по крайней мере, я его ощущал. Я думаю, что она очень рано угадала мои способности. Она, казалось, оценивала также мое желание прогрессировать. Так, я был единственным, кто являлся на сеансы массового катания, чтобы работать. И одним из немногих, кто платил за частные уроки.
Моим родителям часто случалось возить нас, Веронику и меня, во время наших разъездов. Именно в те моменты она раскрывалась. Я не был особенно любопытным, но как спортсмена опыт такой женщины, как она, меня интересовал. Ее опыт не банален: ей было двенадцать или тринадцать лет, когда она вышла на международную сцену. Казалось, это была рано развившаяся талантливая фигуристка. Но седалищный нерв, который чуть не оставил ее парализованной, и который она лечила с помощью гормонов коры надпочечника, вынудил ее очень скоро оставить спорт.
Перед тем, как обратиться к тренерству, она занималась парикмахерским искусством и обходила дома в поисках клиентуры. Ей это не нравилось. В конце концов, она сдала экзамен на получение государственного патента, найдя таким образом свой путь. И меня, суперспециалистка! Правда, я об этом многого не знал, но я часто повторял, что Вероника – одна из лучших тренеров, с правильной технической точкой зрения, во всяком случае. Сегодня я ее еще вспоминаю, несмотря на проблемы, с которыми мы встретились позже.
Зато она была менее одаренной в выразительности. Вначале она ставила мои хореографии, но со дня, когда я обратился к настоящему специалисту, я увидел разницу. Вероника – превосходный технарь, но не очень сильна в плане творчества. Я не знаю, сознает ли она эту слабость. Может быть, нет? Во всяком случае, когда я впервые неожиданно появился с хореографиями кого-то другого, в 2002-м, она с трудом это переварила. Но закончила тем, что констатировала улучшение с этой стороны.
Что до ее поведения, оно не была одинаково, смотря по тому, были ли мы на тренировке или на соревновании. В целом, мы понимали друг друга без слов, что стало огромным выигрышем времени. Главный недостаток, который я мог бы в ней найти, - это ее своенравная сторона, которая может проявляться на тренировке. Но на соревновании она никогда не позволяет проявиться ни сомнению, ни стрессу, что усиливает доверие фигуриста. Когда становишься последним в группе, она умеет найти слова, пошутить, чтобы рассмешить нас и спокойно провести время. Если она ощущает, что ты чувствуешь себя плохо после катастрофической разминки, она много говорит, она ставит новые движения, переставляет их во избежание того, чтобы ты их пережевывал. Она также могла попробовать «головомойку» в качестве электрошока. Но она не любит этим хвастаться.
Наконец, за все эти годы, за которые мы «выросли» вместе, я хочу сохранить в памяти главным образом ее технический вклад. И один совет, который сначала показался мне странным, но подтвердился впоследствии. Однажды Вероника заверила меня, что «чем меньше друзей, тем лучше». Со временем я начал понимать, что она хотела сказать. На самом деле, если у тебя много друзей на льду, это часто значит, что ты не очень хорош, что ты не вызываешь зависти у других. Тебя никто не боится. Напротив, когда ты хорош, соперники имеют тенденцию изолироваться. В моем случае, этот точный момент подчеркнул мою немного нелюдимую натуру. Конечно, однажды, когда становишься на самом деле хорош, развивается небескорыстная дружба: люди оценивают вас заново, сближаются с вами, пытаются завязать с вами связи. Но это больше не искренне… Я не верю в большую дружбу в спорте высоких достижений. Я не понимаю смешивания дружбы и соревнования. Но это чувство не переходит границ моей дисциплины, и подружиться с танцором, парником или любым спортсменом другой категории, чем моя, не составляет для меня никакой проблемы.
Откровенно говоря, в детстве я никогда не был одинок. Я люблю человеческое общение. Но со времен юности я стал более сдержанным. Игровой пульт этому способствовал. Соревнование - еще более. Я люблю оказаться один в моей комнате, побыть там в покое. В этом индивидуальном спорте необходимы моменты для себя. Замкнуться в своей скорлупе, чтобы затем смочь выдать максимум.
Я принимаю участие в моем первом соревновании по фигурному катанию в пять лет, в Жуэ-ле-Тур. Я помню об этом, как если бы это было вчера. Я «заваливаю» свою программу, но не паникую, я продолжаю свою хореографию, импровизируя, и я прихожу третьим… Этот кубок всегда у меня, в моей комнате, где я храню все мои трофеи. Сегодня мне не хватает места!
В то время фигурное катание уже заняло огромное место, но я такой же ребенок, как другие. В школе, не будучи плохим учеником, я не работаю много, исключая научные предметы, которые мне нравятся. Впрочем, я хожу на занятия от чистого сердца, не пропуская ни одного. Но правда, что моя страсть меня поглощает.
Мою мать часто вызывали в колледж. Иногда из-за драк, один раз из-за тайком выкуренной сигареты, но чаще всего из-за моей нехватки сосредоточенности. Я никогда не прогуливал занятия, но когда я вхожу в класс, у меня нет никаких желаний, кроме одного, явно ощущаемого всеми - выйти оттуда побыстрее, чтобы отправиться на каток. Мои учителя не поощряют меня на этом пути. Напротив. Они считают, что я теряю время, много энергии на дело, которое меня никогда не прокормит. Однако после титула чемпиона Европы, который я вскоре получу в 2004-м, они отправили мне письмо, подписанное всеми, которое меня потрясло. Я запомнил из него эти несколько слов: «Ты преподал нам необыкновенный урок. Мы должны извиниться, что не верили в тебя».
Вскоре школа становится несовместимой с фигурным катанием, я должен продолжать учебу заочно. Я решаю прекратить мою учебу на уровне предпоследнего класса после Игр в Солт-Лейк-Сити. Но я возьмусь за нее позже, после окончания моей карьеры. Мне в самом деле понадобится, по крайней мере, государственный патент, чтобы стать тренером.
В Гарж-ле-Гонесс, в Валь-д’Уаз, я участвую в моем первом Чемпионате Франции в 1994-м. Мне нет десяти лет. Это остается хорошим воспоминанием, очень ярким: шестнадцатый после короткой программы, я поднимаюсь на десятое место благодаря прекрасной произволке! Несколькими днями позднее мне удался мой первый двойной аксель.
В нашей возрастной категории коронован Фредерик Маршан. Очень высокий уровень на тот момент у пяти или шести фигуристов с большим будущим (в том числе, у Матье Делькамбра, Жана-Мишеля Дебэя, Максима Дюшмэна…) Я еще не на их уровне, далек от него. Я бьюсь вначале, чтобы не закончить последним… Оглядываясь назад, я понимаю, что многих тогда опередил! Это мне напоминает каждый миг, что всегда надо оставаться бдительным и всегда смотреть назад, когда ты впереди. Всегда есть юнец, который может неожиданно возникнуть из ниоткуда.
В следующем году в Клермон-Ферране я становлюсь пятым на юниорском Чемпионате Франции. Благодаря этим успехам я достиг своей цели. Жан-Мишель Дебэй и Фредерик Маршан доминируют. Тогда появляется у подножия пьедестала новичок по имени Самюэль Контести, которого я снова встречу гораздо позже в команде Франции, так как он появится на своем первом международном соревновании на Чемпионате Европы в 2005-м.
В 1996-м, в Эври, обнаружились новые таланты: Иоган Десло, который становится чемпионом Франции, и Дамиан Джорджевич, который вскоре надолго становится моим соперником. Иоганн Десло – сильнейший в этот раз и побеждает меня. Но в следующем году я отыгрываюсь в Бланьяке. Ожидается дуэль с Дамианом Джорджевичем, который срывает свою произвольную программу, облегчая мне, таким образом, задачу. Я рад откатать чисто и получаю очень хорошие оценки, до 5,2 баллов, что хорошо для юниора.
В том же темпе я участвую в соревнованиях «France» cadets (Франс кадэ, 15-17 лет – прим. переводчика) в Дюнкерке, так как это является возможностью для перехода на более высокий уровень. От Южных Пиренеев до Нор-Па-де-Кале, настоящая смена декораций! Моя мать восклицает в машине: «Только подумай, Бриан, ты делаешь нас путешественниками. Скоро ты нас заставишь посетить все города Франции!» Я ей отвечаю: «Скоро, мама, это больше не будут города, а страны, которые мы посетим; я заставлю тебя открыть мир!»
Я заканчиваю этот чемпионат вторым, ко всеобщей неожиданности, после Маршана. Обо мне начинают говорить, интересоваться маленьким Жубером. В дальнейшем я буду выигрывать многие национальные соревнования. Культ победы укореняется во мне в 1998 году, когда «синие» выигрывают Кубок мира. В этом году я смотрел футбол по телевизору, как я никогда этого не делал. Я следил за ним с волнением. Это необыкновенно – видеть Францию выигравшей дома. Я патриот, я люблю защищать цвета моей страны. Это огромная гордость. Одна маленькая проблема – тогда я далек от того, чтобы быть чемпионом мира!
Ремотивированный, я хорошо начинаю следующий сезон, победой на Masters espoirs. Победой в форме реванша, так как я не был заявлен в Сен-Жервэ, где была, некоторое время назад, стажировка, отборочная на международное соревнование. Тренеры посчитали, что у меня нет уровня, и предпочли мне Джорджевича и Ревердье. Испытывающий отвращение, я сказал себе: «Я скоро заставлю их сожалеть об их решении». Но эта победа на Masters сталкивает меня с тонкостями отборов Федерацией. В то время, как в предыдущем сезоне трое первых на Masters espoirs в бесспорном порядке получили билет на «France Élite» (Франс Элит) и были включены в юниорскую команду Франции, в год, когда я побеждаю, это не тот случай! Меня не отбирают. Меня обязывают снова пройти тест. Хороший урок, который учит меня оставаться бдительным. С тех пор я знаю, что нельзя почивать на лаврах, даже если побеждаешь…
Фигурное катание – это маленькая среда. В один год у меня были проблемы с моим клубом, пуатьерским стадионом, и я колебался, поехать ли в Бордо, где блистал известный тренер, Лоран Депуйи. Я хотел войти в его группу. В то время он мне заявляет, что я никогда ничего не сделаю. Это тем более забавно, что несколькими годами позже я стал чемпионом Европы и вице-чемпионом мира… с Лораном Депуйи за бортиком катка!
У меня все идет своим чередом. Ко всеобщему удивлению, я становлюсь французским юниором номер два, после Сирила Брюна. Несколькими днями раньше, когда я прогуливался с Иоганом Сандомом во время стажировки в Куршавеле, он мне сказал, что намеревается выиграть один из последних действующих билетов на юниорский Чемпионат мира: Венсану Рестанкуру гарантировано, что он туда поедет, остается два, назначенных, по его мнению, Брюну и ему. В то время, когда он со мной говорил, я повторял себе внутренне: «Терпение, терпение, ты еще не на «Мире»… Может быть, скоро я у тебя выиграю». И я у него действительно выигрываю, прыгнув тройной аксель!
Это второе место - для меня синоним отбора на юниорский Мир. Между тем, ничего не ясно. Надо, чтобы отобранный увеличил усилия: это вознаграждалось. Я добиваюсь моего отбора к участию в 2000-м в Оберсдорфе. Перед отъездом в Германию я пережил новый забавный эпизод. Жан-Роллан Ракль, директор команды Франции, просит меня принести форму команды Франции. Но у меня ее нет. И не без причины: ее больше не имеется. Вся партия экипировки, включая излишки, была предоставлена большим клубам: есть даже молодежь регионального уровня, которая ее носит, тогда как я, в юниорской команде Франции, должен заимствовать форму у моей тогдашней подружки, Эмили, которая катается в Амьене и имеет ее, не будучи, конечно, членом команды Франции! Она красивая, эта форма, она мне идет, но мне нужно будет вернуть ее Эмили после чемпионата…
В течение этого чемпионата я встречаюсь с великими именами. С людьми, которых я вновь найду на своем пути позднее: Венсаном Рестанкуром из Франции, Ильей Климкиным из России, Мэттью Савоем из Соединенных Штатов и Стефаном Линдеманном, у себя в Германии. В то время я смотрю на них с восхищением. Сейчас я их побеждаю! Но в тот момент я еще не делал четверной прыжок.
Впрочем, я сохраняю в памяти картинку тех тренировок, где Венсан и Климкин забавляются состязаниями в кваде - сальхове и тулупе. Это сверхъестественно. Я говорю себе: «Ты видишь, что тебе остается делать. Надо много работать». Но это меня не обескураживает. Наоборот. Это меня мотивирует. На первом этапе чемпионата я заканчиваю пятым в своей квалификационной группе. Это очень хорошо, я доволен. После короткой я еще восьмой. И я исполняю чистую произволку… Но там - это провал. Я скатываюсь на четырнадцатое место финальной классификации. Признания добивается Линдеманн, у себя дома, к исступленному восторгу катка, опередив Рестанкура и Савоя. Климкин, уже проигравший, только что сорвал свою произволку и потерял свой титул. В сезоне 1999-2000 я также принимаю участие в моем первом чемпионате France Élite в Куршавеле, где я заканчиваю десятым, тогда как коронован Станик Жаннетт.
Это сезон, который отмечает первый большой поворот моей карьеры. В Оберсдорфе я смог оценить весь путь, который мне остается пройти. Тогда я действительно решаю идти вперед. Быстро, но не пропуская этапы. Я заметил, что не такой уж ноль технически. На юниорском Мире занявший пятое место не попытался сделать тройной аксель, которым я уже владею. Зато моей первой заботой должна быть настойчивая работа над второй оценкой, той, которую еще называют «оценкой за артистизм». В моем конкретном случае она опускается очень низко, создавая большую разницу. Это она списывала на нет мои технические усилия. В этом я не отдаю себе отчета.
Иногда я пересматриваю свои старые программы. Вращения, позиции – это в самом деле не было хорошо! Но в то время я готов приложить большие усилия. Заставить себя, потому что, до сих пор, у меня было чувство, что эти «прикрасы» ни к чему не ведут. Вскоре я даже записываюсь на курсы танцев в стиле модерн-джаз с Пат, английской профи, работающей в Пуатье. Я пробую это, и признаю, что я не был очень прилежным. Я не ходил туда долго, но это все-таки позволило мне приобрести чуточку гибкости…