Книга Брайан Жубер. Огонь на льду

Я разочарован, даже удручен. Но, как только я возвращаюсь в раздевалку, меня окликает Тим Гейбл. Он выиграл в Китае, только что закончил вторым в Асахикаве, тем не менее, он не поедет на Финал: «Я знаю, что ты первый запасной, значит, готовься». В тот же вечер, по случаю банкета, его тренер, Фрэнк Кэрролл, подтверждает это Лорану. Это объявление остается, однако, неофициальным из-за вопросов регламента, и американцы ждут до последнего момента – двух дней до Финала, - чтобы его подтвердить. Для меня это не проблема. Я жду исхода дела работая, убежденный, что меня вот-вот вытащат в Колорадо-Спрингс. В конце концов, меня отказывается посылать туда Французская Федерация.
Если бы еще меня вызвали, чтобы объяснить мне, чтобы сказать мне, что я должен был сохранить себя физически в предвидении Чемпионата Европы, потому что у меня уже накопилось много переездов… Или даже что мои результаты требуют скорее, чтобы я работал дома… Но решение было принято без того, чтобы со мной об этом поговорили, и чтобы оправдать мой отвод перед ИСУ, они упомянули мою мнимую травму. Вишенка на пирожном: об этом ходе сообщает мне один журналист, в то время как я на катке в Пуатье. Я очень плохо переживаю этот эпизод. Потому что я видел этот Финал как средство снова подняться после всех этих преград, через которые я только что прошел с открытия сезона. И ведь никогда не знаешь. Вот доказательство – это Эммануэль Сандю, канадец, второй запасной, оказался на месте. Это он первый будет биться с Плющенко в этом сезоне.

Алексей Ягудин вступает в игру
Извините, пожалуйста, что имел место этот эффект анонса, который меня полностью опередил. Здесь речь шла об одной из обильных идей Дидье Гайаге, который любит поставить дела. Я не думал, что это возымеет такое воздействие на СМИ. По случаю Trophée Lalique Дидье ускорил объявление моего будущего сотрудничества с Алексеем Ягудиным. Большой информационный удар, который раздразнил большинство моих соперников. Но этот выбор Алексея отвечает нашему желанию, и вот уже несколько месяцев, как Дидье, Лоран и я во взаимодействии с действующим олимпийским чемпионом.
Уже некоторое время мы составляем список людей, с которыми мы желали бы работать. Мы думаем о Дуге Ли, тренере Элвиса Стойко, чтобы улучшить тройной аксель, о мадам Бильман для вращений, и, наконец, о Татьяне Тарасовой и Алексее Ягудине. Это воплощается во время Lalique. Дидье Гайаге, снова президент Французской Федерации, уже ведет переговоры за меня о такого рода участии. В случае Ягудина, взаимодействию способствовала IMG (спортивное агентство), которое строит мне глазки уже несколько месяцев, и которое также агент моего русского кумира. Для них и для меня это сотрудничество – удачная находка.
А я довольно-таки ни во что не ставлю эти соображения. Единственное, что имеет для меня значение – это что я скоро буду работать с Алексеем. Я робею, но и также многого жду от него. Я не требую невозможного, только чтобы он передал мне мелочи, чтобы он немного разделил со мной свой опыт. С момента импровизированной пресс-конференции в понедельник на Lalique я объявляю, что рассчитываю, что он поможет мне победить Плющенко. Алексей прекрасно с ним знаком, они тренировались вместе, они подарили нам прекрасные дуэли в прошлом году… Но самое главное, один Алексей имеет ключи, чтобы его дестабилизировать и победить. Очень быстро, однако, Алексей предостерегает меня: «Я здесь не для того, чтобы дестабилизировать Плющенко, а чтобы научить тебя кое-чему. Это будет, чтобы ты, потом, его дестабилизировал, опираясь на советы, которые я тебе дам».
Алексей приземлился в Париже на следующий день после Финала Гран-при, счастливый как мальчишка от знания, что его «любимый» соперник, Евгений Плющенко, только что был побежден. Ему совершенно безразлично, что он проиграл, совершив тот же род глупости, что и я в Берси – повтор прыжка. Мы с Лораном находим Алексея сидящим за столом с Дидье Гайаге в гостинице, которая находится рядом с катком Атис-Парэя, где мы будем тренироваться вместе в течение недели, как раз перед чемпионатом Франции. Во время этого первого вечера я много слушаю, мой английский недостаточно богат, чтобы дать мне возможность вмешиваться. Лоран и Дидье переводят мне содержание слов Алексея. По ним, надо было бы, чтобы я начал с сосредоточения на программах, прыжках, интеллекте, просвещении тоже. Это нечто вроде откровения. Этой недели было достаточно, чтобы Алексей дал мне ориентиры, которыми я отныне буду пользоваться, с которыми я часто буду справляться в будущем.

Тренировки с ним очень хорошо построены, мало потерь. Однако, мы ограничены во времени, так как вырисовывается «Франция». И он многому меня учит ускоренно. В частности, по прыжкам, от которых он требует, чтобы я связывал обороты. Автоматизация и интенсивность тренировок – первое, чему он меня учит. Он находит, что я должен потерять в весе, что я слишком спокоен. Он хочет также, чтобы я интенсифицировал тренировки, беря меньше времени на восстановление между упражнениями, и чтобы я повторял программы. Он объясняет нам, что у него была возможность развиваться по русской системе – которая состоит в повторении программы раздельно (что означает по частям) – и открыть американскую систему, которая предпочитает общий повтор программ. И поэтому он выбрал… не выбирать и чередовать обе. Лоран восхищен этим советом. Он уверяет, что Алексей, без чудодейственного средства, проставляет нам вехи.
Алексей внушает мне, самое главное, огромную веру в себя, которая ликвидирует отчасти мое хаотическое начало сезона. Во время поездки до Бриансона мы продолжаем переговариваться. И с момента начала Чемпионата Франции я чувствую себя сильным. Я знаю, что меня поддерживают. Я счастлив и горд привести с собой Алексея Ягудина на это событие, в качестве консультанта, потому что он хочет им воспользоваться, чтобы научить меня еще кое-чему в ситуации соревнования и стресса. Доволен также встретить там Дмитрия Горячкина, его агента, который скоро станет моим.
Алексей признается мне тогда, что нервничает. Это забавно, у него больше затруднения вести соревнование в своем обычном костюме, чем на льду, потому что ему ничего не подчиняется. Этот стресс, который он уже испытал с Андреем Грязевым, русским юниором, которого он сопровождал в этом сезоне на юниорском Гран-при, подтверждается со мной.
Он заставляет меня разгрузить мои тренировки. «Каждый прыжок очень чистый с первой попытки (возможно, имеется в виду каждый ВИД прыжка – прим. переводчика)», - вот его правило. У меня была тенденция соединять их несколько, иногда и падая. Я тогда немедленно принимаю этот урок, который укрепляет мою веру в себя и беспокоит моих соперников.
Мы за тридевять земель от эффекта анонса на Lalique. Алексей здесь не для того, чтобы показать себя. Он меня очень ценит, хочет, чтобы я добился успеха, и подходит к нашему сотрудничеству как к вызову. Скоро его будут судить во всем мире – в качестве тренера – по моему поведению и моим будущим результатам. Поэтому он не изображает звезду: он остается очень скромным, отступающим за Лорана, моего тренера, за бортиком. На вопросы СМИ Алексей отвечает, все же уточняя, что он мне не тренер, а консультант. Это хорошо по отношению ко мне, хорошо и для Лорана, который не чувствует себя исключенным и действительно остается моим основным и официальным тренером. Каждый находит тут свое… и мне удается хороший Чемпионат Франции.
В противоположность прошлому году в Асньере, где титул был очень спорным, я поднимаюсь над группой. Речь не идет о претензии: хорошая оценка и победа идеально запускают меня на Чемпионат Европы, намеченный в Будапеште в следующем месяце.

Французская революция в Венгрии
Будапешт останется одним из великих моментов моей карьеры. Я, однако, чуть было не следил за Чемпионатом Европы по телевизору, из больницы на Миллетри в Пуатье! За две недели до отъезда я отправляюсь к моей подружке. Дождь льет как из ведра, и я решаю поехать туда лучше на машине, чем на мотоцикле. На обратной дороге я останавливаюсь на светофоре, учитывая плохую видимость, совсем медленно трогаюсь на зеленый… Не видя скорую помощь, которая приближается очень быстро. Я столкнулся передней частью, крылом, не имея времени среагировать. Почти что. Шокированный, но невредимый, я возвращаюсь к себе с этим испугом, который, оглядываясь назад, еще вертится у меня в голове.
На этой стадии моей подготовки я лечу на тренировки: мне ничего не удается, или почти. Гастроэнтерит за неделю до дня «Х» задерживает, тем временем, мой темп и вынуждает меня немного передохнуть. Таким образом, я приезжаю бодрым и очень самоуверенным в прекрасную венгерскую столицу, столь насыщенную историей. Великой историей, но также и меньшими, как история второго европейского титула Алана Кальма, завоеванного здесь же в 1963-м на уличном катке, который продолжал площадь Героев, открытый всем снежным ветрам. Мы с моей матерью и Азако берем время побывать, побродить в окрестностях Дуная, подняться к Рыбацкому бастиону, откуда возвышаешься над этим роскошным городом.

В противоположность Мальме, ИСУ сохраняет квалификации, но отсеивает только одного фигуриста перед короткой программой! Как обычно, я делаю минимум, чтобы обеспечить максимум и выиграть в своей группе. Я пытаюсь сохранить весь мой импульс. А Евгений Плющенко тратит много сил в другой группе, в которой он доминирует на легкой ноге. Вероятно, он хочет произвести впечатление на свое окружение. Но я знаю, что серьезные дела начнутся позже. Так как в этот раз я приезжаю, чтобы выиграть, чтобы оттеснить Плющенко и добавить в мою коллекцию единственную европейскую медаль, которой мне недостает. Самую прекрасную: золото.
Во время официальных тренировок война нервов ужасна. Евгений приглядывается ко мне вместе с Мишиным. Я делаю тоже самое вместе с Лораном. Россиянин впечатляет меня, выполняя невероятные, феноменальные программы. Я говорю себе: «Черт, я еще не смогу победить его в этот раз». Тем не менее, я в столь же исключительной форме и, знакомый с этим зверем, я знаю, что этот максимальный результат на тренировках может быть признаком слабости на соревновании.

Еще удача на жеребьевке! Я прохожу на последнюю позицию в короткой. Это идеально для меня. К несчастью, разминочный зал прилегает к основному катку, от которого едва скрыт большой черной портьерой. Ничего не видно, но все слышно. Оценки, реакцию публики. Трудно сконцентрироваться в этих условиях. Но я в самом деле спокоен. А Лоран – просто комок нервов. Он настолько встревожен, что я прошу его пойти выпить в кафе, чтобы расслабиться, и… оставить меня в покое. На катке все просто. Я не задаю себе никаких вопросов. И я выхожу с самой лучшей короткой за всю мою зеленую карьеру. Не видя противодействия, я надеюсь быть впереди, ожидая вердикта судей. Оценки объявляются: я остаюсь позади. Пять судей поместили Плющенко на первую позицию, четверо проголосовали за меня. Французский клан горячится. Жан-Роллан восклицает: «Это негодяи!». Я не вступаю в этого рода рассуждения по более, чем одной значительной причине. Во-первых, потому что я прекрасно знаю, что так не нарушают иерархию. Нужно больше одной хорошей короткой программы, чтобы победить Плющенко, действующего чемпиона мира и Европы. Далее, я узнаЮ, что это компьютер лишил меня победы. С этой переходной системой, средство обработки данных - негодяй-судья, который сохраняет, случайным образом, оценки только девяти судей из двенадцати, которые главенствуют. А оказывается, что эти трое «исключенных» судей поставили меня первым… Наконец, и самое главное, я расцениваю это второе место как победу, когда мне сообщают, что Плющенко и Мишин смотрели мое выступление в проходах. Никогда я не совершил бы этой ошибки… Они знают теперь, как я, что я был достоин выиграть. Их уверенность подорвана. Я оставил отпечаток в их умах.
Я посвящаю день туристическому отдыху. Команда France 3 Пуату-Шаранта (телевизионный канал – прим. переводчика) идет за мной по следам. Она состоит из людей, которые мне нравятся. Это позволяет мне расслабиться, делая покупки с Лораном, Азако и мамой.
Удача определенно на моей стороне, и я должен ей воспользоваться: я опять вытаскиваю хороший номер на жеребьевке вечером в среду. Я пройду на вторую позицию последней группы. Перед Плющенко. У меня будет полная возможность устроить ему максимальное давление. Об этом я думаю перед тем, как заснуть. Как всегда накануне больших встреч, я прогоняю в себе завтрашнюю программу, растянувшись на кровати, слушая музыку. Я представляю себе все: соревнование, судей, соперников, публику. Я мысленно представляю ощущения, прыжки, усталость, адреналин. Иногда мои грезы осуществляются…

Утром в четверг Лоран как электрическая батарейка. Он волнуется во всех смыслах и весь красный от страха. Я его в этом не упрекаю, он такой. Но он рискует передать мне свой стресс. Таким образом, я предпочитаю немного замкнуться. Тем более, что весь триколорный клан перевозбужден. Все-таки, вот уже сорок лет, как не было французского чемпиона Европы, и у меня идеально все возможности, чтобы наследовать г. Кальма. Франко-русская холодная война в апогее. У Фредерика Дамбье, четвертого как раз за Климкиным, больше возможностей вытеснить другого россиянина с пьедестала.
Наступает час «Х». В конце шести минут разминки я пробую последний квад. И растягиваюсь под носом у Лорана! Его физиономия меня смешит. Я в эйфории, я чувствую себя недосягаемым. А Евгений не останавливаясь нарезал круги и хлопал себя по ляжкам, чтобы себя подбодрить. Я должен нанести решающий удар, чтобы нагнать в него сомнения. Технически он вполне на пике, я мог это заметить на протяжении недели, во время тренировок. Но на соревновании он показался слабым в короткой. Я должен выиграть психологически. Я – единственная проблема Плющенко. И если я делаю безукоризненное выступление, он может провалиться.

Началось. Я повторяю себе: «Обеспечь свой первый квад». Амплитуда есть, результат прекрасный, но я «забываю» каскад. Накануне вечером я рассматривал эту ситуацию. Я никому об этом не говорил, но я предусмотрел размещение каскада на месте второго четверного. После двух с половиной минут программы. Таким образом, я не беспокоюсь и прохожу без проблем тройной флип и тройной аксель. В пятидесяти метрах от места, где я должен поместить второй квад, я внушаю себе: «Помни, Брайан, надо попытаться каскад. У тебя нет выбора!» Молочная кислота уже отверждает мне ноги, но я забываю обо всем и бросаюсь в пустоту. На приземлении этой высшей сложности я слышу публику, которая взрывается. Я понимаю, что я только что осуществил нечто значительное. Я подмигиваю Лорану перед финальным вращением. Он ошеломлен. Я тоже! Я догадываюсь, что, может быть, сейчас стану чемпионом Европы.
Как только я выхожу со льда, как только выводятся оценки, я бросаюсь на трибуну прессы. Я обещал Мишелю Друару прийти комментировать выход Плющенко на Евроспорте. Парадоксально, именно в этот момент меня охватывает стресс. Россиянин с самого начала пускается в каскад четверной-тройной-двойной. Внутренне я киплю: «Глупец! Я плохо о нем судил, он в форме, он сейчас мне покажет грандиозную программу». Но в начале тройного акселя я ясно понимаю, что он на двух километрах в час. Он не движется вперед… И срывает элемент! Но это чемпион, он бьется до конца, даже если проиграл. Отличная машина побед разлажена. Падения и ошибки следуют одно за другим. Что до микрофона, я не выступаю. Я не могу извлечь ни звука из моего горла, я охвачен волнением. Неуверенному ни в чем, ожидание его оценок кажется мне бесконечным. Наконец я вижу Лорана во время объявления технического судейства. Он взрывается от радости! Я чемпион Европы! Я покидаю трибуну прессы неверящим, чувства толпятся во мне. Евгений подходит меня поздравить. Итак, я осознаЮ.

Климкин начинает свою произвольную программу на полном ходу. Филипп Пелисье, консультант Евроспорта, делает мне тревожный знак. Евгений и я смотрим друг на друга, не смея представить себе, чтобы скатиться. Но Климкин падает. На этот раз, готово. Для Фреда вердикт ужасен: он выброшен с пьедестала. Это несправедливо, но в этот волшебный момент я думаю в первую очередь о себе и о наслаждении этой победой. Я отказываюсь полемизировать о расстановке тех, кто следует за мной. Второй, третий, четвертый… Прибывает пьедестал, и это великий момент. Я ошеломлен! В первый раз я смотрю на Евгения Плющенко сверху, с «моей» первой ступеньки! Я смотрю на этого чемпиона, которым я восхищался по телевизору еще три года тому назад, и которого я только что превзошел. Евгений очень спокоен, и я оцениваю его спортивный дух по его настоящему достоинству. Он обычно довольно-таки скуп на поздравления.
Во время Марсельезы я думаю о моей семье. О моей матери на трибунах, о моем отце и моих сестрах, оставшихся в Пуатье. Папа, с которым мне удается наконец связаться после пресс-конференции и допинг-контроля, в слезах. Я так счастлив за них! Мне удается также связаться с Алексеем Ягудиным, с помощью Дмитрия Горячкина, нашего общего агента. По телефону он пьян от радости. Будучи в турне в Соединенных Штатах, он провел вечер в Интернете и, начиная с момента, когда он уверяется в моей победе, не перестает прыгать на кровати, как мальчишка. Я встречаюсь и с г. Кальма; тот до такой степени взволнован больше меня, что я этим потрясен. В конце концов, мы с Лораном уединяемся в раздевалке, время наслаждаться этим моментом в тишине, до того, как возбуждение, которое царит на катке, стихнет. Когда мы наконец выходим, огни потушены, остается всего несколько журналистов, слишком сосредоточенных на своих репортажах, чтобы приставать к нам. Тогда мы выходим на лед и приближаемся к следу, перед которым мы встаем на колени: тут, я думаю, на этом втором кваде в каскаде, который разыграл титул.

Пора возвращаться в гостиницу. Дидье Гайаге, президент Федерации, поспешно сооружает прием. Все здесь, включая Фредерика Дамбье, который имеет деликатность присутствовать, несмотря на свое расстройство. Но я спешу снова оказаться в своей комнате. Совсем один. Только после того, как я зову своих друзей из команды Франции прийти пропустить стаканчик со мной. Это не крупная гулянка, только момент, который мы вместе тихо разделяем. В другой комнате, Жана-Роллана Ракля и Пьера Транта, другое дело. Дидье Гайаге, DTN Патрик Ранвье, Жан-Роллан Ракль, Лоран и кое-кто еще из французской делегации будут обмывать мой титул до утра со специальными корреспондентами французской прессы. Говорят, кое-кто с трудом снял сапоги или открыл свои комнаты!
Я безнадежно ищу сна. Четыре часа утра, но мне не удается уснуть. Как только я закрываю глаза, у меня вспышка: я вижу, как Плющенко падает! Моя золотая медаль лежит на столе у изголовья, я провожу всю ночь, видя его кошмарную программу.
Наконец, пробуждение так же приятно, как и грубо. Телеканалы рвут друг у друга чемпиона Европы для своих «ТН» (теленовостей – прим. переводчика). Когда журналисты наконец освобождают меня, фанаты принимают эстафету. Там есть одна, которая даже спрашивает меня, не соглашусь ли я, ради ее дня рождения, пойти с ней в кино! Это приятная цена славы, я плачу ее от чистого сердца и в хорошем настроении. Вечером гостиница угощает меня тортом и шампанским вволю. Я достойно праздную мой титул, но как только в воскресенье проводится гала, я думаю лишь о возвращении в Пуатье, где меня все ждут.

Дортмунд, второй за Царем (не уверена, что правильно перевела название главы, но смысл примерно такой – прим. переводчика)
Мне остается месяц, чтобы подготовиться к Миру. Я безропотно откликаюсь на все просьбы. Мне это нужно, чтобы снять напряжение после большого чемпионата. В течение недели меня много видят по телевидению. Я посвящаю себя СМИ и только поддерживаю мое состояние формы очень, очень легкими тренировками. Тем не менее, я не разбрасываюсь. Мой приоритет на этом Мире – привезти с собой медаль и, в первую очередь, сгладить разочарование от Вашингтона. После этого я сосредоточиваюсь, всегда держа в уголке памяти победу в Будапеште. Я знаю, что я победил Плющенко один раз. Почему бы не два?
В Пуатье я вхожу в силу к концу подготовки. Когда я приезжаю в Дортмунд, я тотчас попадаю с корабля на бал. У прессы и публики снова есть дуэль, чтобы перемывать косточки. Дуэль мужчины с мужчиной. Я тотчас понимаю это, ставя ногу на необъятный каток Дортмунда. Все только об этом и говорят. О реванше Плющенко-Жубер. Это пахнет крамолой. Ожидается увидеть, какова будет реакция русского, и не ответит ли французик. Они могут на меня положиться.
Во время квалификации я показываю программу посредственную, но чистую. Я хочу сохранить себя более, чем когда-либо. Слишком. Канадец Эммануэль Сандю обходит меня. Я за это немного досадую на себя. Это второе место ничего не ставит под угрозу… Но все-таки! По крайней мере, я заклял своих старых демонов квалификации, и это прибавляет мне уверенности. Плющенко с одной ошибкой на сальхове преобладает в своей группе, как предполагалось. Еще ничего не сыграно.
На короткой атмосфера накаляется. Утром, на официальной тренировке, Мишин, с напряженным взглядом, записывает в свой блокнотик результаты своего ученика и его соперников. Как в старые добрые времена, – говорят мне. А я никогда не знал подобного напряжения. Алексей Ягудин, удерживаемый в Соединенных штатах IMG, промоутером тура «Stars on Ice», звонит мне каждый день. Он делает все, чтобы меня ободрить. Он верит в меня, и это идет на пользу. С Плющенко он знаком. Он знает, как его побеждать!
Тем не менее, я неспокоен. Вечером, в то время, как я вхожу на каток на короткую, я замечаю, что не взял свой костюм для моего «Time». Гостиница совсем близко, и моя мать спешит пойти за ним. Эта забывчивость хорошо передает мое нервное состояние. Я никогда не был в таком стрессе. Это сумасшествие. Плющенко, который открывает последнюю группу, исполняет прекрасную программу. Ламбьель, несмотря на полностью неудачную квалификацию, околдовывает публику, которая входит в транс, лишь только его сменяет немец Штефан Линдеманн. Со всеми этими телевизионными экранами в коридорах, я не могу упустить результата моих соперников, которые по одному проходят радостные мимо меня после их выступления. Каждый смотрит на меня с видом, говорящим: «Ты видишь, я откатал суперски. Теперь ты!» Это часть игры, мне обычно нравится это соотношение сил вне льда. Но в этот раз я должен его терпеть. Я не умничаю.

В это время Сандю проводит ужасное выступление как раз перед моим выходом на арену. Я ему очень обязан: его провал придает мне уверенности. У меня две с половиной минуты, чтобы сверить часы на «Time» и остаться на пути к пьедесталу. Я бросаюсь вперед, парализованный страхом. Обязательно нужно, чтобы я был вторым в короткой. Чертовски трудная задача. Когда я иду на каскад, я почти на месте, и я борюсь с собой как лев, чтобы подпрыгнуть после четверного. У меня нос практически на льду… На тройном акселе у меня перекос. Я держусь, и мне удается приземлить этот прыжок, так плохо начатый. Я слышу, как Лоран орет: «Давай, старик, давай, давай, давай». Напоследок я выражаю свое облегчение, вопя. Лоран ликует, я тоже. Меня охватывает гордость. Вот эти мгновения по-настоящему сильные. Исключительные. Я чувствую, что только что завоевал победу над самим собой, а также порядочный кусок Мировой медали. Остается узнать ее цвет.

Дортмунд – неблагоприятный для туризма город. Немногое посмотришь в этом большом индустриальном центре Рура, почти что стертом с лица земли во время Второй мировой войны. Мы собираемся все-таки прогуляться с Лораном, моей матерью, моей сестрой Сарой и ее мужем. Ксавье, мой зять, немного как мой отец. Он не любитель фигурного катания, но он очень любит Брайана Жубера! Во время нашей прогулки пейзаж не очень успокаивающий, и я решаю вернуться, чтобы пойти посмотреть тренировки девушек. На Мишель Кван и других приятнее смотреть, чем на дым заводов…
Я с трудом нахожу покоя. Мой статус окончательно изменился. Фанаты поджидают меня, следуют за мной по пятам. Невозможно пойти пропустить стаканчик со своей семьей или между друзьями в буфете катка. На моей первой попытке поклонники оставляют Катарину Витт, национального кумира, комментатора на немецком телевидении, чтобы наброситься на меня. Я быстро поднимаюсь, чтобы укрыться на трибунах, оставляя свою мать и Сару спокойно пить чай. Просьбы об интервью умножаются. Я вынужден делать выбор. В первый раз мне это в тягость.

В пятницу, день произволки, я парадоксально менее напряжен, чем двумя днями ранее. Перед произвольной программой я достигал пика стресса. Мне идет на пользу думать, что хуже не может быть. Во французском лагере все верят в меня, в мою победу. Моя мать мне вворачивает: «Бриан, ты выиграешь». Я ей отвечаю: «Мама, пойми: это ЧЕМПИОНАТ МИРА! Хватит и какой-нибудь медали, это уже было бы здорово». Перед шестью минутами разминки я шучу с Ламбьелем, очень симпатичным швейцарцем. Всегда расслабленным. Во всяком случае, таково впечатление, которое он производит. На катке атмосфера невероятная. Впервые он полон. Линдеманн разбудил немецких фанатов, которые производят адский шум. Швейцарцы тоже здесь, со своими громадными колокольчиками, которые звенят в ушах. Они в том же месте трибуны, что и французские болельщики, которые тоже слышны не последними! Это меня радует, я не один. Не совсем в стороне от дела.
Накануне, как в Будапеште, я прокручиваю мысленно свою программу перед тем, как лечь спать. В этот раз я решаю поставить каскад квад-тройной после двух минут. Я решителен. Потому что, как в Венгрии, Плющенко должен соревноваться после меня. В глубине души, я надеюсь, что мне удастся мое выступление, и что он снова бросит взгляд на мое выступление! Но я тешу себя иллюзиями.
Прямо передо мной Ламбьель пускает в ход все средства. Он тоже, не предупредив своего тренера, выкинул каскад квад-тройной в середине программы. Его оценки превосходны, и некоторые сочтут впоследствии, что эта программа заслуживала большего, но это меня не смущает. Мой соперник в эту конкретную минуту – Плющенко. Я катаю и осознаю, что у меня на совести никаких грехов: начальный квад безукоризненный, свободный тройной аксель, и тройной флип потрясающий! Это самое сильное, что я когда-либо исполнил. Я почти мог бы добавить туда другой оборот. Но внезапно, заходя на знаменитый каскад, меня переполняет усталость. Я не должен сдаваться, нужно, чтобы он мне удался! Ничего не поделаешь, я его кручу, и это получается. Я быстро маскирую погрешность хореографией и поднимаю кулак. Я очень доволен собой. Сложные элементы следуют друг за другом без проблем. Я на облаках, я забываю о боли и заканчиваю мое выступление сильным тройным сальховом. Я буквально взрываюсь от радости в конце моего выступления. Я победил свою усталость! Намного раньше, чем узнаю свои оценки, которые действительно хороши.

Итак, я убегаю на трибуну прессы комментировать на «Евроспорте» выступление Плющенко. Когда я подхожу к Мишелю Друару и Филиппу Пелисье, стоит адский шум. Линдеманн только что выходил на лед. Я спрашиваю Мишеля: «Он сделал два четверных?» Он мне отвечает, что нет. Что у меня, по крайней мере, серебряная медаль в кармане.
Я наблюдаю за Евгением со спокойной душой и оказываюсь гораздо более разговорчивым у микрофона, чем несколькими неделями раньше! Не будучи критичным, я нахожу Плющенко посредственным. Даже если ему все удается и он заставляет подняться толпу, я его знаю: он не движется вперед, он катается неуверенно и заканчивает падением в начале тройного риттбергера. На одно мгновение я вижу себя на первой ступени пьедестала! Почему бы нет? Есть падение, и артистизм – он не на уровне. Почему бы у меня не быть приятному сюрпризу? Может быть, судьи сейчас будут честны и вознаградят меня? Но я размечтался. Большинство из них дают ему максимальную оценку 6.0 баллов. Если в его победе самой по себе нет ничего возмутительного, то в этой предвзятости судей оно есть. Тем не менее, у меня на самом деле нет никакой горечи: я весь в своей радости унести серебряную медаль. Я выполнил обещание, что я дал себе, и Евгений знает, что я тут, готовый его свергнуть при ближайшей возможности. Я тем более решителен, что я становлюсь на его место: он только что выиграл, зная, что не очень хорошо катался, что сорвал элемент. У него нет иллюзии по поводу нашей будущей дуэли…
Однако, он быстро берет себя в руки. Когда я собираюсь его поздравить – что нормально и показывает спортивный дух – он смеряет меня взглядом с видом, говорящим: «Я тебя победил, дерьмо несчастное!» Я плохо выношу такого рода поведение… Я смогу это припомнить. Это не сослужит ему службу.

Это конец большого сезона, я могу наконец снять напряжение. Прием, организованный сразу после пьедестала, очень приятный, отличный от обычного. Мне нравится. Президент Монори здесь, во главе делегации из Вьенна, прибывшей на это событие. Это его последний официальный выход перед передачей полномочий. Большая честь для меня. Майар Моншипур, мой пуатьерский друг, чемпион мира по боксу, тоже в числе приглашенных. Мы гуляем. Г. Монори, большой любитель фигурного катания, был взволнован. Уставший, он собирается отдохнуть в машине, пока остальная часть делегации закончит праздновать. Что касается нас, мы продолжаем опустошать бутылки шампанского до утренней зари!

Но это не совсем конец. На следующей неделе я приглашен на соревнование “Pro-Am” в Соединенных Штатах, в Провиденсе. Последний значительный момент. Мы с Лораном приземляемся накануне дня «Х». На тренировке – сюрреалистично. Никому не удается прыжок. Никому не удается кататься. Моим соперникам – Вайссу, Вейру, Гейблу, Сандю или Плющенко – не более, чем мне! Все изнурены, опустошены. Назавтра, тем не менее, я исполняю программу своей жизни. Лучшую в моей карьере! Я снова делаю в третий раз за год каскад квад-тройной за четверным, весь набор тройных, добавляя к ним каскад тройной аксель-тройной тулуп. Лучше, чем в Дортмунде или Будапеште! В этот раз я достоин выиграть. Но это частное соревнование организовано Томом Коллинзом, агентом Плющенко, который снова добивается признания, несмотря на ошибки.
Однако, я скоро утешаюсь, так как я уверен, что поколебал Плющенко. Как раз перед соревнованием он готовился, как если бы он готовился к Олимпийским играм, говоря о технике со своим учителем, в то время, как мы веселились с Лораном, позволив себе небольшой футбол. Это тотчас вновь приходит мне на ум, когда я поднимаюсь на вторую ступень пьедестала. Плющенко теперь меня очень сильно боится.

Жилетти-Кальма: очень настоящее прошлое
Этот сезон-2004 был важным для меня. У меня есть чувство, что я оставил след в истории французского фигурного катания. Я горд и тронут тем, как два великих человека в фигурном катании помогли мне. Ален Жилетти и Ален Кальма – два моих примера для подражания. Они меня всегда зачаровывали.
Тем не менее, я никогда не видел, как они катаются. Таким образом, нас трудно сравнивать, даже если многие проводят параллель между Аленом Жилетти и мной, потому что мы очень сосредоточены на прыжках, на атлетической составляющей нашего спорта.
Ален Жилетти был первым французским чемпионом мира в 1960-м. Когда он был в Туре, не очень далеко от моего родного Пуатье, я с ним встречался на соревнованиях юниоров. Я не осмеливался с ним разговаривать. Однажды я побывал у него, чтобы он меня проконсультировал по простому акселю. В то время я был совсем ребенок. Это обращение очень меня впечатлило. Взаимопонимание тотчас установилось между мальчишкой, каким я был, и легендой, которую воплощал он. Это своеобразный человек, в своем мире. Немного как я, даже если наши характеры разные. Он действует просто: не обращает внимания на других и делает, что хочет делать. Он мне внушает только уважение.
Этот великий фигурист стал бесподобным подготовителем коньков. Важность регулировки и заточки лезвий – главное в нашем спорте. Если они небезукоризненны, нельзя кататься, нельзя прыгать. Это точность до миллиметра. Когда я начинал, все делалось в Пуатье. Но когда я начал делать четверные прыжки, пуатьерского кустарничества больше не хватило. Лезвия искривлялись и ломались. В отношении инвентаря Ален Жилетти известен как лучший. Обращаться нужно к нему. Немедленно, к тому же, так как на неделе, предшествующей Чемпионату Европы в Лозанне, мне не удавалось больше сделать ни одного прыжка. Я не знал, смогу ли я туда поехать или нет. Как раз перед отъездом моя мать решила с ним проконсультироваться. Он все исправил. Тотчас же. Даже не приезжая. Дело касалось проблемы пластины. Моя мать позвонила ему, и он решил вопрос на расстоянии, объясняя маме, где и как найти кожаный ремешок, чтобы подложить пластину, подробно рассказывая ей затем о способе его установки. Мама разрезала ремень от моих брюк. Все стало в порядке! Что-то необыкновенное! Точно, как господин Жилетти сказал по телефону! Этой бронзовой медалью я также обязан и ему. Я сохранил этот знаменитый ремень дома, как трофей.

Ален Жилетти выручил меня больше, чем на одном большом чемпионате. Когда я был в Мальме или в Будапеште, ему удалось решить проблемы, с которыми я столкнулся. Я свято сохранил коньки, которые позволили мне стать чемпионом Европы. Лезвия искривлены необычным образом. Но они выдержали. Благодаря ему.
Сейчас мы установили форму ритуала: накануне каждой большой встречи мы отправляемся в Турень с моими коньками к г. Жилетти. На соревнованиях он звонит мне, чтобы узнать новости обо мне. Но он не смотрит состязания по телевидению и больше никогда не ездит на них. Он очень суеверен, боится, что это несет мне несчастье.
У г. Кальма тоже есть свои суеверия. Но он преодолел свои иррациональные опасения, приняв приглашение Дидье Гайаге приехать поддержать меня, на месте, в Будапеште. Как раз перед нашим отъездом в Венгрию я встретил его во время сборов Федерации в Атис-Парэе. Я давно им восхищался. Впервые у меня была возможность встретиться с ним. Тотчас происходит что-то волшебное. Жаклин Дю Бьеф, тоже великая фигуристка и чемпионка мира 1952-го, произносила очень воодушевленную речь для всей команды Франции. Если верить ей, надо было проявить расслабленность: в конечном счете, нам нечего было терять. Г. Кальма тихо отвел меня в сторону: «Надо туда ехать, конечно, расслабленным, но надо прежде всего туда ехать, чтобы победить». Главным образом, именно эту идею я запомнил.
Г. Кальма думал, что я мог бы быть его преемником, сорок лет спустя после того, как он завоевал свой третий и последний европейский титул, в 1964-м. Это доверие мне очень сильно помогло. Он следил за соревнованием со страстью и, на протяжении всего пребывания, умел найти верные слова. Его искреннее волнение, после моего успеха, меня потрясло. Он был так же счастлив, как я… Сильное ощущение – видеть чемпиона такого масштаба поддерживающим вас и ободряющим вас таким образом. По возвращении из Будапешта он приехал в Пуатье, чтобы праздновать победу вместе с моей семьей. Это был очень важный день. Уважение, с которым я к нему отношусь, глубоко.

С тех пор мы остаемся в постоянном контакте. Он хирург, он был министром спорта; но это прежде всего спортсмен, который любит спортсменов, в которых он узнает себя. Я знаю, например, что у него не было такого же отношения к Филиппу Канделоро.
Впрочем, я никогда не поставлю Канделоро на ту же плоскость, что Алена Жилетти и Алена Кальма. Это не имеет ничего общего с какой-либо историей титула или медали: между нами всегда было не очень хорошо. У меня все-таки есть его автограф в моей комнате, который я у него попросил, когда был мальчишкой, но он никогда не был примером, по сравнению с Элвисом Стойко или Алексеем Ягудиным. Я его ценил, потому что он был француз и привозил медали. Но его высказывания после Будапешта показались мне очень язвительными. По его словам, я стал чемпионом Европы только потому, что передо мной не было серьезного соперника. Для него, видимо, Плющенко не талант, что отражает, однако, список его наград! Мне жаль, что он позволил себе меня судить; мне, со своей стороны, всегда хватало уважения к нему. И я далек от того, чтобы простить ему эти высказывания.
Между Филиппом Канделоро и этими знаменитыми стариками привлекли внимание и другие французы. Патрик Пера выиграл, как Канделоро, две олимпийские бронзовые медали в 1970-х годах. Был также Жан-Кристоф Симон, который мог бы выиграть европейский титул в Лионе. Я никогда не встречал Пера, и я ничего не знаю о нем. Я полагаю, что он больше не вращается в фигурнокатательной среде. Зато я в постоянном контакте с Симоном. Он технический специалист ИСУ и регулярно приезжает давать мне советы, анализировать мои элементы, чтобы определить их уровни, усложнить их, когда это необходимо. Мы очень хорошо понимаем друг друга, но мы говорим только о технике, уровнях катания в дорожках или вращениях; я никогда не затрагивал с ним свою карьеру. Может быть, должен был бы. Я говорю себе, что, позже, я хотел бы, наверное, рассказать, что я пережил, разделить свой опыт с будущими молодыми чемпионами. Некоторые помнят о нем, как о мальчике из неудачного свидания (не совсем поняла, что за свидание, возможно, название саундтрека к программе – прим. переводчика), но я никогда не слышал, чтобы о нем плохо отзывались. Жан-Кристоф сохраняет репутацию превосходного специалиста, точного и очень правильного в обязательных программах. Это то, что имеет для меня значение в нем.

Когда-нибудь, я хотел бы, чтобы обо мне вспоминали, как о ком-то хорошем. Чтобы обо мне говорили как о фигуристе, который имел бы один из самых прекрасных флипов или четверных в мире. Я хотел бы оставить след на французской арене, и на международной арене тоже. Часто ставят вопрос выбора между результатом и исполнением. Меня интересует исполнение. Медали – их можно выиграть. Но прежде всего мне нравится завоевывать людей, размещая свой каскад квад-тройной в конце двух минут программы.
Однако, я жалею, что, с новой системой, награде за риск была придано так мало веса, который совсем не способствует тому, чтобы ей соблазнялись. Каждый год я повторяю, что я хотел бы, чтобы мне удались три квада в следующем сезоне, и каждый год напрасно ждут, чтобы я их поставил. Но с этим сегодня хуже. Даже два квада практически не стоят труда. Стоит лучше сделать тройной лутц-тройной тулуп. Этот тактический выбор поднимает «зрелищный» аспект нашего спорта и издевается надо мной! Исполнение страдает от этой реформы. Подумать только, в сезоне 2002-2003 я прыгнул два квада начиная с первого Гран-При!
Теперь я включен в очень закрытый клуб, которым я горжусь. Клуб трех бойцов, с Аленом Жилетти и Аленом Кальма, единодушных в подходе к соревнованию. По мотивации, по темпераменту, которыми мы похожи. Мы на один манер смотрим на вещи. Мы любим спорт больше, чем его блестки.
Позднее, когда я закончу свою карьеру, я возьму за образец отношение, которое имели ко мне гг. Кальма и Жилетти, чтобы поддерживать молодых фигуристов. Я только надеюсь, что я не буду ждать сорок лет, чтобы увидеть француза, наследующего мне…

Оля, спасибо тебе огромное! труженица ты наша ))

Спасибо, Оль)))

Спасибо)

Присоединяюсь к вышенаписанным благодарностям! Огромнейшее спасибо за перевод!!!

Просто нереальных размеров СПАСИБО^-^

СПАСИБО!!!!!!

спасибо за книгу о нашем Брайане!

Спасибо, ОЛЯ!!!!!