Книга Брайан Жубер. Огонь на льду

Ольга!!!!Спасибо огромное!!!вы наше спасение!!!:)

Девчонки, на здоровье!)) Займусь третьей частью...)))

Ольга,спасибо!)

А сколько там всего частей?

Много)))

Оля, спасибо огромнейшее за перевод!!! Молодец!!! ))))

Большое Спасибо за перевод , Оля))))

Я бы тоже с удовольствием попрактиковалась бы в переводе,если бы книжка была :(

Так, вроде бы, на амазоне можно заказать...))

надо попробовать)
и да,забыла в том сообщении написать,перевод замечательный!спасибо!

спасибо за спасибо!))) перевод не то, чтобы замечательный, но такой подстрочник, что ли... Как-то не хочется уж совсем литературно переводить, а так, мне кажется, проскальзывает немного французская речь...))

Спасибо Mamoun за помощь в переводе!

ГЛАВА III
Конфирмация
(2002-2003)

1 + 1 = две впечатляющие победы
Дела выглядят плохо. Предполагается, что через неделю я уеду в Соединенные Штаты, на Скейт Америка. В спешке устраивается собрание с Дидье Гайаге и Жаном-Ролланом Раклем. Я хочу отказаться от участия в соревнованиях. Я не чувствую себя хорошо, не готов, у меня ощущение, что я не движусь вперед, что мои программы не прогрессируют. В тот момент я неспособен предвидеть, что скоро я осуществлю начало громкого сезона невероятной первой победой на Гран-при и первым титулом чемпиона Франции.

Этим летом я впервые работаю с хореографом. Прямо перед тем, как отправиться в Солт-Лейк-Сити на Игры, по рекомендации французской Федерации я работал в течение двух недель в Канаде с Татьяной Тарасовой, тренером Ягудина. Так я встретил ее помощника, Николая Морозова, который теперь должен создавать мои новые хореографии. Итак, я еду к нему в Ньюингтон, в Коннектикут. Две недели один в Соединенных Штатах, это кажется мне вечностью! Первое впечатление хорошее. Немного трудно сначала, потому что у меня нет опыта. В прошлом году хореографию моих программ делал Риччителли, до того этим занималась Вероник. Но, как с одним, так и с другой, ставить хореографию было не так интенсивно, как я это увидел с Николаем Морозовым. Я открываю другой метод работы. Без Татьяны, которая в отпуске в России.
Когда я ставил хореографию с Вероник, мы начинали с начала, и мы оставляли музыку тянуться до конца; с Николаем мы сосредотачиваемся прежде всего, и всякий раз, на дорожках. Я вмешиваюсь, чтобы уточнить, где мне желательно разместить прыжки, в каком месте я собираюсь отталкиваться. А он смотрит затем, как разложить элементы на катке. Контакт был достаточно быстрым и хорошим, чтобы я не испытывал робости перед ним. Я позволяю мной руководить, ведь он меня сильно мобилизует. Он меня постоянно спрашивает, как я себя ощущаю, он ко мне прислушивается. Я не стесняюсь говорить то, что думаю, и он это учитывает.
По возвращении во Францию я уезжаю на стажировку с Вероник, в Англе, как обычно. Первый тест происходит в Бресте, во время Masters, где я заканчиваю третьим. Не безукоризненно, я делаю ошибки. Чувствуется, что мои новые программы хорошо у меня удались, но что я их еще не принимаю. Даже совсем! Что в «Time» «Пинк Флойд» для короткой, что в «Неприкасаемых» для произвольной, шаги сильно изменились. Результат несравним с «Сомбреро» прошлого сезона! Но «Time» – музыка быстрая, а я имею склонность торопиться.

Во время обеда с Гайаге и Раклем президент ничего мне не навязывает, но он хотел бы меня испытать в сложности, которую я приобретаю на опыте. Он считает важным сопоставить меня с международным уровнем, чтобы увидеть, где я там нахожусь. Итак, я соглашаюсь – отступая – улететь в Спокан на Skate America. Это мой второй взрослый сезон, но я еще в виде «открытия». На месте я снова встречаю Алексея Ягудина. Его присутствие, так же, как присутствие другого русского – Александра Абта и американца Мэттью Савоя, позволяет предсказать соревнование высшего уровня. Я-то знаю, что не имею еще места в этой иерархии. Даже если он был любезен со мной прошлой зимой, Алексей не интересуется мной. Нет еще содружества между нами. Это неважно, так как у меня другие заботы. У него тоже, я это понимаю довольно быстро во время тренировок. Он ослаблен травмой бедра, которая мешает ему выдать свой максимум. Он совершает много ошибок, к чему у него нет привычки. Это подтверждается во время короткой программы: после удачных каскада квад-тройной и тройного акселя он сдваивает лутц. С моей стороны, мне удается мое выступление с квадом-тройным, тройным акселем и тройным флипом, и я преследую его в классификации. Я оказываюсь вторым, но упускаю первое место из-за одного судейского голоса. Это потрясающе! Мы это будем вновь обсуждать годы спустя с Николаем: тогда он признается мне, что я должен бы был выиграть. Это доставило бы мне тем больше удовольствия, что Алексей заканчивает свою карьеру вскоре после этого. Skate America был бы единственным случаем для меня победить моего кумира, у меня никогда не будет больше такой возможности.
На следующий день я прохожу четвертым в последней группе. Моя произволка довольно хороша с двумя квадами (я подставляю руку на втором), несмотря на падение на тройном акселе. Оценки хорошо отражают мое выступление. Я особенно доволен, что остаюсь перед Абтом.
У меня есть шанс закончить вторым, так как после меня не остается никого, кроме Алексея и одного китайца, который слишком отстает, чтобы надеяться меня обогнать. Но, лишь только выехав на каток, Алексей Ягудин направляется к судейскому арбитру. Я наблюдаю эту сцену: покинув Кисс-энд-Край, я сажусь, чтобы посмотреть его прогон. Но после разговора с судьей Алексей скользит к центру льда, приветствует публику… И уходит! Я не понимаю, что он снимается. Ничто не предвещало такого поворота. Татьяна Тарасова приближается ко мне и говорит мне спокойно: «Ты выиграл». Я по-прежнему не уверен, что уловил ситуацию. Мне ужасно не по себе из-за Алексея. В этих столь необычных условиях я даже не думаю радоваться моей первой победе в Гран-при. Татьяна настаивает: «Ты должен радоваться! Выиграл ты, ты должен правда радоваться!». Я улыбаюсь ей, но… не прыгаю от радости.

Со временем, однако, я считаю, что эта победа очень важна. Часто упоминают Top Jump как Щелчок (Взлет, Пуск – не могу подобрать слово – прим. переводчика), ведь он меня, главным образом, запустил на международную сцену. Победить в Skate America – это откровение. Это подтверждение мне, что я могу метить очень высоко. Я побеждаю Абта, одного из лучших европейских фигуристов; я дышу в затылок Алексею Ягудину, действующему олимпийскому и мировому чемпиону. Таким образом, я достигаю того, что сразу поднимаюсь в международной иерархии, обозначаю моих соперников.
Устанавливаются хорошие впечатления. Во время Trophée Lalique, тремя неделями позже, я одерживаю победу в короткой программе. В этот раз я побеждаю Такеши Хонда, японца, награжденного мировой бронзой. Это тем более важно, что мы во Франции, в Берси, и что у меня есть желание исполнять наилучшим образом перед лицом публики. Я начинаю, главным образом, размышлять обо всем, что только что произошло: «Я выиграл Skate America, я могу выиграть Lalique, супер! Я победил Абта, Хонда…». Машина идет вразнос. Это ухудшается, когда жеребьевка назначает мне проходить произволку последним. Эта ситуация еще нова для меня, даже если это случилось со мной один раз на юниорском Чемпионате Франции. Я совсем не умею управлять этим ожиданием. После шести минут разминки я остаюсь у катка, там, где сосредоточиваются фигуристы, там, где суетятся телевизионные камеры. Я все слышу, я все вижу. Это ошибка. Я думаю все больше и больше о победе, и неожиданно подвергаюсь слишком сильному давлению. Совсем один. Я слишком хочу сделать хорошо свое дело… Но я лечу кубарем! Выигрывает американец Майкл Вайсс; я заканчиваю только пятым.
Я разочарован. Очень разочарован. Но я быстро оставляю свое разочарование. Полчаса спустя мне сообщают, что я все же квалифицировался на Финал Гран-при. Я этому вполне радуюсь, предпочитая вспоминать о превосходной короткой программе, которую я недавно исполнил, и об опыте, который я накопил, и которым я сумел бы снова воспользоваться позже.

Я чувствую себя очень уверенно на моем первом Финале Гран-при, который происходит в России. Однако, у меня не сохранится неизгладимого воспоминания от этой поездки.
Правда, в том году формат соревнования необычный: в первый день мы должны представлять короткую программу и одну произвольную пятью часами позже. На другой день мы все выполняем вторую произвольную, отличную от первой. Наши пунцовые лица хорошо показывают, что мы все неспособны принять этот сценарий. Все, кроме Плющенко, которому единственному удались две программы без ошибок перед промежуточной классификацией. Он явно лидирует в среду вечером. После него – лотерея. Есть очевидный фаворитизм русских у себя дома, что меня колоссально раздражает. Климкин второй, несмотря на три падения, а Абт, который оправляется от растяжения бедра и значительно облегчил свою программу, третий. Что касается меня, я упал на акселе в короткой программе. В произвольной я делаю квад, сокращаю второй, делаю аксель и сдваиваю риттбергер. На самом деле, ничего особенного. Тем более, что мне нужно было повторить произволку прошлого года на «Миссию», программу, которая, я знаю, не на высоте, которая больше не соответствует моему уровню, и которая плохо поставлена, почти труднее физически, чем мои новые хореографии. Но с этим мы смирились. К счастью, благодаря «Неприкасаемым» в субботу, я продвигаюсь на третье место, перед Абтом. Я достоин, может быть, обогнать и Климкина. Ничего не поделаешь. На первом Финале, в стране фигурного катания, я полностью удовлетворяюсь тем, что у меня есть. В конце концов, это невероятное начало сезона.

Мальме, серебряная медаль – мое счастье
Когда я смотрю, как поднимаются на катке в Мальме французские флаги, слушая российский гимн, с Евгением Плющенко и Стаником Жаннетом рядом, многое проносится в моей голове. Я говорю себе, что скоро будет «Марсельеза». Я думаю о работе, законченной в эту субботу, и серебряная медаль делает меня счастливым. Я сделал, что я должен был сделать во время этого чемпионата в Швеции, и это было не так просто. Это было долго и трудно, но я выполнил свое обещание, я достиг своих целей.
Прежде чем соревноваться на Европе, надо сначала пройти через Чемпионат Франции, в Асньере, как всегда, определяющий отбор. Морально это самое тяжелое соревнование. Напряжение ощутимо, когда мы с родителями приезжаем на машине в Асньер. Станик, который не был заявлен в Лозанне в прошлом году, снова в форме. Он теперь работает с Филиппом Пелисье и сварганил две отличные программы, из которых произвольную – с Гвендалем Пейзера. Фред Дамбье тоже в очень хорошей форме. Остается опасным Венсан Рестанкур. Нас четверо на три места. Действующий чемпион Франции, Габриэль Моннье, исчез из оборота, уйдя в профессионалы. Имеется и один новичок, Албан Пробер, который появляется с большой технической надежностью в багаже.
А я приезжаю, чтобы победить, чтобы стать первым номером Франции. Это начинается наилучшим образом. Во время короткой мне прекрасно удаются комбинация квад-тройной и тройной аксель. Дорожки хороши, хореография тоже. Но я падаю на флипе. Это поддерживает напряженное ожидание, так как Станик в засаде после собственной программы, только с тройным акселем-двойным тулупом в каскаде. Фред в то время не так стабилен, как он станет, и делает несколько небольших ошибок.
В воскресенье у меня преимущество выходить после Станика во время произволки. Не видя его, я чувствую, что программа, которую он исполнил, может снова дать ему титул чемпиона Франции. Он всегда ценился судьями и публикой, и вторая оценка поднялась высоко. Тогда я понимаю, что должен пустить в ход все средства. И Фред тоже выполнил прекрасную программу, с семью тройными в довершение. Итак, я сразу иду на квад-тройной и, несмотря на разворот на тройном тулупе, знаю, что я уже проделал добрую часть пути. Я добавляю два тройных акселя и полностью расслабляюсь. Я вытерпел многое в отношении нервной системы в последние дни. Я освобождаюсь, и это идет мне на пользу. Я привожу с собой в Пуатье то, за чем я уезжал: первый титул чемпиона Франции. Дорога на «Европу» в Швеции широко открыта. Я готовлюсь к ней в полном спокойствии.

Итак, я прибываю в Мальме в совсем другом умонастроении, чем в прошлом году. В Лозанну я приехал открыть, вдохнуть аромат чемпионата Европы. В Швеции я хочу узаконить свой швейцарский результат, подтвердить, что эта бронзовая медаль, полученная годом раньше, не была плодом случайности или какого-то стечения обстоятельств.
Это соревнование запечатлевается под знаком ожидания, которое усиливает стресс. По причине телевизионных ретрансляций этот чемпионат в виде исключения завершается состязанием мужчин. Шведы потирали руки от идеи дать реванш Олимпийским играм, с новой дуэлью между россиянами Ягудиным и Плющенко. Но никто не знает, вернется ли Ягудин, травмированный в бедре…

Таким образом, короткая программа передвинута на пятницу, а произвольная на субботу. Вместе с командой Франции я жду с воскресенья традиционной квалификации, намеченной на среду. Нас только тридцать один после каскада отказов от участия. ИСУ принимает решение отменить эту квалификацию и допустить всех к короткой. Сначала я доволен: нужно выдерживать одним состязанием меньше, которое, кроме того, я не люблю. Но постепенно напряжение растет. Пары заканчивают свои сороевнования, Сара Абитболь и Стефан Бернади добавляют новую бронзовую медаль в свою коллекцию. А мы все еще не начали. Сильный стресс, мы наблюдаем тренировки соперников, мы злобно пялимся друг на друга, мы убиваем время как можем. Моей матери здесь нет. Она не смогла найти билетов вовремя. Но мы звоним друг другу много раз в день. И для нее это тоже тяжело. Больше, чем для меня, может быть.
К счастью, есть Станик. Мы спим в общей комнате в отеле в Мальме. Он хочет нанести решающий удар во время этого чемпионата, но остается спокойным, общительным. Мы шутим, проводим часы за своим компьютером, соревнуясь в игру «Puzzle Babble»… мы стали неразлучны. Вместо разминки перед тренировками мы устраиваем партию в пелоту (баскская игра в мяч – прим. переводчика) с голыми руками. Мы очень разные, но понимаем друг друга вполне хорошо, и каждому из нас удается оставить свои собственные тревоги.
В четверг вечером я иду на жеребьевку. Порядок выхода очень важен для короткой. Фред вытягивает 6-й, Станик 8-й… Им не везет. Они должны слишком рано встать на последнюю тренировку и будут практически открывать соревнование. Я не «жаворонок», и мне их жаль. Я вижу, как большие номера в это же время один за другим идут к моим соперникам. Это не предвещает ничего хорошего. Вероник говорит мне: « остается только 29-й, вытащи его!». Я сую руку в мешок, и арбитр объявляет: «Брайан Жубер… twenty-nine.» Я улыбаюсь, чертов шар у меня. Начало удачное.

Теперь остается кататься. При травме Алексея, я замечаю с начала недели, что СМИ хотят заменить матчем Плющенко-Жубер дуэль Ягудин-Плющенко. Что касается меня, Евгений остается недосягаемым. Я ставлю на карту серебряную медаль. Я не создаю фальшивого соперничества, я сознаю расстояние, которое нас еще разделяет. Но, странно, я замечаю, что он уже чувствует себя под угрозой. Алексей Мишин, его тренер, наблюдает за мной с большим вниманием во время тренировок. Это знак, который не обманывает. Плющенко, нервничающий, делает ошибку в короткой программе и едва не падает на каскаде. Позже он скажет, что во льду была дырка!
Когда я выхожу на каток, я думаю только о том, что я должен сделать. Я решаю показать все возможное, но я крайне напряжен. Золотом для меня будет серебро! Чтобы подняться на вторую ступеньку пьедестала, у меня нет права на ошибку. Раздаются первые ноты «Time» «Пинк Флойд». Поехали. В короткой начальный каскад обязателен. Если упадешь, все пропало, кончено. Я захожу на квад, который мне удается, но на приземлении конек уходит, и я подставляю руку. Я не знаю, как мне удается избежать падения, чтобы присоединить двойной тулуп. Я испугался. После этого все следует друг за другом хорошо. Я катаю свою программу чисто, тройной аксель, тройной флип. Ожидая оценок, я уверен, что сейчас буду поставлен на вторую позицию. Это как щелчок в моей голове. В первый раз я жду решения судей без страха. И я второй! Я не ошибся. Начиная с моей недавней победы на Скейт Америка, я приобрел новый статус в списке мировых знаменитостей в фигурном катании, что очень сильно идет в счет во мнении судей. И я создал просвет за собой. Остаются Климкин, Ламбьель и Станик, но в сознании наблюдателей они будут бороться завтра за бронзу. Не нужно было большего, чтобы СМИ понесло. Газета «L’Équipe» озаглавливается в субботу по поводу золотой медали: «Жубер может победить». Но я хорошо знаю, что это невозможно. Плющенко – чемпион мира, это большое имя в фигурном катании. Я хочу прежде всего сохранить свою позицию. Более, чем когда-либо. Бронза меня удовлетворила бы. Но четвертое место было бы катастрофой.

Когда я начинаю шестиминутную разминку, подавленность обрушивается на мои плечи. Никогда до этого я не испытывал такого напряжения. Я довольствуюсь тем, чтобы делать двойные и одинарные. Самое главное, что я не полностью теряюсь. Вероник – она недовольна, она раздражена. Только за несколько секунд до начала «Неприкасаемых», темы, на которую мы подготовили мою произвольную программу, она находит верные слова: «Сражайся, мы не зазря пришли. Выдай все, что у тебя есть!». Я представляюсь. Как по волшебству, я сразу чувствую себя раскованным. Я захожу на квад, но забываю его скомбинировать: моя цель в данный момент – главным образом, остаться на ногах. На долю секунды я снова думаю о моем страхе на каскаде короткой программы. Первая сложность пройдена, я чувствую себя выжатым. Я захожу около Веро на тройной аксель. И ей, и мне хорошо известно, что именно этот прыжок иногда доставляет мне проблемы. Она выкрикивает: «Давай, жги!» (здесь перевод, скорее всего, не совсем точный, но что-то вроде этого)) – прим. переводчика). Я выпрыгиваю… И он проходит! Самое трудное сделано. Четырьмя минутами позже я знаю, что я выиграл. Я выиграл серебро! Я одержал победу над самим собой! Над моим самым важным соперником: мной.
Я не обращаю внимания на выступление Плющенко: я знаю, что у него будет золото. Я думаю только о том, чтобы подняться на трибуну прессы, чтобы найти место и посмотреть Станика. Он блестяще появляется под «Маленького принца» и получает хорошие оценки. Я рад за него, мы скоро поедем вместе на Чемпионат мира в Вашингтон. В свою очередь, он присоединяется ко мне, чтобы наблюдать продвижения Климкина и Ламбьеля. Веро присоединяется к нам на ступеньках. С каждой ошибкой россиянина и швейцарца мы поздравляем друг друга. И несколько минут спустя мы вновь встречаемся на пьедестале, стоящие по обе стороны Плющенко, с двумя флагами-триколорами перед нами. Волнующий момент, чтобы безмерно наслаждаться. Это не так часто случалось во Франции. Никогда с великих лет двух Аленов, Жилетти и Кальма, и европейского соревнования 1993-го, с Филиппом Канделоро и Эриком Мийо, побежденных с небольшим преимуществом украинцем Дмитренко, в Хельсинки.
Традиционный прием, устраиваемый после соревнования, обещает быть оживленным. И он такой и есть. Все фигуристы снова встречаются и празднуют в невероятной атмосфере. Это заканчивается очень поздно… Словом, очень рано. В воскресенье на гала мои ноги и веки тяжелеют. Мне надо сделать только одно выступление, на «Озера Коннемары» Мишеля Сарду. С утра другие французы твердят мне, что я «пролечу» с моей музыкой, слишком нашей, в которой шведы, наверное, не поймут все тонкости. Заблуждение: они, кажется, оценивают справедливо, что ставит позитивную финальную пробу этой очень наполненной неделе. Я возвращаюсь в Пуатье измотанный, но довольный.

Несчастный случай, который ничего не портит
Ввиду того, что я пережил за несколько недель, мои амбиции потихоньку усиливаются. Я думаю, что могу целить на медаль в Вашингтоне. Но там царящая атмосфера сразу отвлекает нас от катка. Соединенные Штаты объявляют войну Ираку; мы следим за обратным отсчетом по телевидению, из нашего гостиничного номера. Я считаю это объявление войны недопустимым. Когда соревнование начинается, мы спрашиваем себя, какой прием нам уготовит американская публика. Уже циркулирует много слухов: русские не приедут, французы и японцы в нерешительности, кататься ли им. Мы, французы, больше не передвигаемся без телохранителя, ответственного за безопасность команды. Если в первое время мы опасались, что с нами что-то сразу же случится, мы осознаем, что это все довольно-таки сюрреалистично: все в порядке. Я не ощущаю никакой настороженности со стороны публики. Надо полагать, что, входя на каток, люди оставляют все политические соображения на вешалке! Впрочем, это кажется мне нормальным.
Одни журналисты напоминают нам о ситуации своими вопросами на эту тему. Я даже чуть было не провоцирую дипломатический инцидент из-за скудости моего английского. Один журналист спрашивает меня, можно ли задать несколько вопросов моему тренеру. Я предполагаю ему ответить, что Веро не говорит по-английски, но на деле я ему излагаю, что Вероник не разговаривает с американскими СМИ! Журналисту, конечно, не нравится… Один французский журналист бросается мне на помощь и помогает мне подправить линию. В конце концов, нам удается всех успокоить!
Квалификация происходит на следующий день. Обычно, я все-таки немного удачлив, Станик - никогда. Он меня заверяет, что окажется в первой группе. Бинго! Он вытягивает номер три. Я хохочу, раздражая его еще больше. Но сразу же вытаскиваю номер два. И на этот раз у меня больше нет желания смеяться. Шутит только Жан-Роллан Ракль: «Конечно, это удачная жеребьевка! Это точно их места на Чемпионате Европы», - иронизирует он перед прессой.

Последняя тренировка предусмотрена в шесть часов утра. Мы замотивированы в идее подняться с петухами. Ночь оказывается полной неожиданностей. Около часа или двух утра в отеле включается пожарная сирена. Мы со Стаником сразу же воображаем сценарий катастроф: война, или хуже, иракцы атакуют Вашингтон, а мы – заложники в этой драме. В силу состояния нам не удается снова заснуть. Каждые пять минут я спрашиваю Станика: «Ты спишь?». Он мне отвечает: «Нет, я не могу, мне слишком страшно». Это может показаться смешно, нелепо, но если я смеюсь над этим сейчас, в тот момент мы не отважны! Это продлилось до четырех часов утра. Наконец мы задремали…до звонка будильника часом позже! И хуже всего, что мы были единственными зомби на катке!
В половину одиннадцатого я выступаю. У меня только одно желание на льду: спать. Но я должен катать свою произволку. Огромная катастрофа! Я даже не могу утешиться удачным вторым квадом. Жан-Роллан надеется, что это позволит мне спастись, но я упал на первом кваде и на двух тройных акселях… я заканчиваю далеко, на семнадцатом месте.
Я чувствую себя как протрезвевший. Я раздражен, разъярен. Я знаю, что я сделал необходимую работу, чтобы быть готовым в день «Х». Если бы еще у меня было оправдание, что я не работал… Но это не так. Я только провел одну плохую ночь. Не везет. У Станика еще хуже. Я еще более взбешен констатацией, что другие выпутались, как Ламбьель, который добился третьего места в своей группе. Теперь все ужасно: больше не стоит мечтать о медали, отныне недоступной. Тогда я решаю бороться, доказывать, что эта квалификация только несчастный случай. Я не признаю, что люди смотрят на меня к концу недели как на новичка, которому повезло в начале сезона.
Итак, я полностью выкладываюсь в короткой программе и поднимаюсь на восьмое место. Это уже маленький подвиг. Тем не менее, я не думаю о пьедестале: нужно было бы чертовское стечение обстоятельств, чтобы его достичь. Но я стремлюсь к месту в пятерке или шестерке первых. Я хочу ограничить потери. И я знаю, что передо мной есть парни, которых я могу победить, которых я уже побеждал.
Во время произволки я больше не хочу думать о квалификации. Я хочу только сделать то, ради чего я тут, и мне удаются два четверных. К сожалению, я забываю скомбинировать один их них, так что один из двух теоретически не считается. Но, по старой системе, это остается очень позитивным и в достаточной мере оставляет отпечаток в умах, чтобы оценки все же поднялись. Это меня утешает, даже если я убежден, что с лучшей квалификацией я не был бы далек от медали. Это небольшой срыв, но преодолимый. Я смог снова поднять голову, снова подняться в классификации. Мое продвижение в иерархии теперь очевидно всем. Оно согласуется с положением на табло, на котором я закрепился с этого момента до Олимпийских игр в Турине…
С другой стороны, я извлекаю важный урок из этого Мира. Конечно, Евгений Плющенко был над группой в этом сезоне. Но он ощущается лишенным вдохновения, почти на грани своих способностей. Он кажется потерянным с тех пор, как Алексей Ягудин, его вечный соперник, оставил соревнования, чтобы перейти в профи из-за своего бедра. Очевидно также, что прерывание их дуэлей скоро снова поднимет интерес к категории. Так как теперь Плющенко станет мериться силами не с одним, а с пятью или шестью фигуристами. Я должен воспользоваться удобным случаем и опередить претендентов.

Пресса бежит, фанаты аж падают
Это в Мальме я был вовлечен в водоворот СМИ. Я ценю контакт с журналистами; я считаю, что многие мне платят тем же. Во время пресс-конференции, закрывающей чемпионат, я на первом плане и охотно соглашаюсь на маленькую игру в вопросы-ответы, чаще всего на английском. Но мое знакомство с языком Шекспира довольно приблизительное, и Поль Пере из France Télévisions, воспользовавшийся неделей каникул, чтобы сменить должность и сыграть шефа прессы в Швеции, спешит мне на помощь, чтобы усовершенствовать перевод. Итак, я этим пользуюсь, чтобы вновь подчеркнуть мое стремление быть «чемпионом Европы, чемпионом мира и олимпийским чемпионом». Я убежден, что могу этого достичь, с тех пор, как выиграл свой первый национальный титул minime в 1997-м. Вот уже некоторое время, как я говорю об этом публично Я об этом уже говорил в Лозанне, но это, видимо, осталось незамеченным. Я тогда слыл, наверное, еще за чудачка… Но теперь я хочу, чтобы это стало известным. Широкой публике, а также моим противникам.
Эффект обеспечен! Плющенко надувает губы. Но я не останавливаюсь на этом. Я также объявляю, что после личного титула в 2006-м я мечу на олимпийский титул в 2010-м в категории пар. Это проходит как шутка, и все улыбаются, но это не пустые слова: я теперь еще очень серьезно предполагаю заняться этой парной дисциплиной. В тот день я говорю, что мне только надо найти девушку, достаточно хорошую, чтобы смочь дойти до конца моих устремлений. Я, естественно, затрагиваю технический уровень моей будущей партнерши – я не вынесу проигрыша из-за кого-то другого, чем я, - но французы, воспринимающие в дурном смысле, прыскают со смеху. Что до Плющенко, он принужденно смеется и утверждает, что у него нет намерения прекращать сейчас свою карьеру, что он был бы сильно обязан продолжать ее до 2010-го. Он заканчивает, сквозь зубы, что, на самом деле, маловероятно, чтобы я однажды стал олимпийским чемпионом, исключая, быть может, в парах. Он такой, этот русский, в самом деле несимпатичный, часто отпускающий колкости своим противникам. Я их воспринимаю как шутку, но не он. Он не любит, когда его дразнят. Тем не менее, я не отказываю себе в этом удовольствии!

Эта пресс-конференция – откровение. Я интересую публику, и я чувствую, что с прессой есть контакт, есть что-то вроде «feeling». Я получаю удовольствие от разговора с журналистами. Таким образом, Мальме определил другой важный поворот в моей карьере: информационный поворот. Я не заставляю себя, это естественно. Это мне нравится и даже составляет часть моих козырей в свете конкуренции. Представители крупных американских СМИ часто благодарят меня за мою доступность и мою доброжелательность, не преминув сделать сравнение с Плющенко, который, по их мнению, не таков. Я очень чувствителен к такого рода замечаниям.

В Мальме же я осознаю свою популярность у широкой публики. В субботу, после произвольной, чисто сумасшествие: все хотят автографов! Одна шведка даже подставляет мне свое пышное декольте, чтобы я на нем расписался фломастером! Я всегда очень тронут знаками симпатии поклонников. Я вдруг осознаю эффект, который я произвожу на фанатов: это впечатляюще, некоторые плачут или не могут говорить, когда видят меня.
Я всегда пытаюсь быть возможно более доступным. Я стараюсь отвечать на всю корреспонденцию. Каждый раз, когда я добиваюсь хорошего результата, я получаю письма сотнями. Это сюрреалистично. Но иногда это может зайти слишком далеко. Это напоминает мне забавную историю, которой несколько лет. Я сортировал свою утреннюю почту вместе со своей бывшей девушкой. Любопытствуя, что же может содержаться в этих письмах, она выбрала из них одно наудачу, чтобы его прочесть. Тут я вижу, как она бледнеет по мере чтения. И было от чего: автор этого письма описывала недвусмысленным образом первую ночь любви, которую она представляла себе со мной! Правда, моя девушка не оценила…

Со временем я учусь обуздывать страсти, которые вызываю. Фанаты иногда очень бесцеремонны: они хотят все знать о вас, они норовят почти войти в вашу жизнь, несмотря на то, что это не должно заходить так далеко. Внимание фанатов в самом деле очень приятно, но только пока это остается в определенной мере. Мне дарят так много подарков, особенно мягких игрушек. Я их все храню. Когда у меня больше не помещается, я отдаю их в госпитали.
Среди моих преданнейших поклонников есть Азако. Эта японка, мать двух маленьких девочек, преподает в пригороде Токио. Она прониклась пристрастием ко мне в Лозанне. С тех пор она больше не упускает ни одной большой встречи. Когда я прибываю на этап Гран-при или большой чемпионат, Азако уже там, чтобы встретить меня в отеле или аэропорту. Это всегда первый человек, которого я вижу. Она была и в Мальме. Естественно.
У Азако в самом деле особое место; она входит в семью. Она так хорошо ладит с моей матерью, что они всегда вместе на соревнованиях! Мы уже несколько раз принимали ее дома и намереваемся в ближайшее время уважить ее «перманентное» приглашение к себе в Токио. Я с трудом понимаю преклонение, с которым она ко мне относится. Я нахожу это совершенно иррациональным. Она осыпает меня подарками, собирает все, что говорится обо мне, и даже открыла интернет-сайт в мою честь! Я одновременно тронут и смущен. Чтобы выказать ей свою признательность, я подарил ей костюм «Миссии», тот, который я носил, когда она впервые увидела меня в Лозанне. Я знаю, что она всегда будет меня поддерживать.

Взять ребенка за руку
Среди моих болельщиков я особенно люблю детей. Когда я был моложе, я никогда не хотел брать малыша на руки, боясь причинить ему боль. Однако, с моей матерью у меня была хорошая школа! По просьбе пуатьерского стадиона я, в конечном счете, взял тренировать группу «малышей». Это позволило мне преодолеть мою неуверенность по отношению к детям. Я передавал им с большой радостью то, что я знал. Это очень обогащало. Но трудности с клубом, которые я потом встретил, вынудили меня прекратить, и я испытываю значительное чувство пустоты. Этих исключительных моментов с моей группой малышей мне ужасно не хватает. Даже если я их еще вижу иногда на льду.
На тренировке всегда присутствует Инатея, моя племянница, дочь Александры. Ей три года. Я ее кличу «старушка», это моя любимица. Она прелестна. Она заставляет меня таять по телефону, когда я далеко на соревнованиях. Она приходит каждый день на каток, со своей матерью и своей бабушкой, и пытается воспроизвести то, что я делаю. Когда она взялась кататься в 2005-м, я был очень внимателен к тому, что она делала. Я ходил вместе с ней на массовые катания, я учил ее кое-каким приемам, пытаясь не быть все время у нее за спиной. Она понимала довольно хорошо, но решила остановиться. Инатея трусишка, а надо быть сорвиголовой, чтобы заниматься фигурным катанием. Может быть, это скоро изменится… Я на это надеюсь. Я также крестный отец маленького Тома, сына Веро. Когда она сообщила мне об этом по моем возвращении с Игр в Солт-Лейк-Сити, я был по-настоящему тронут. Было большим счастьем согласиться.

Дети подходят ко мне очень просто, и я от этого счастлив, взволнован. Когда я могу немного вернуть из того, что они мне дают, я всегда готов. И для этого тоже я спонсор ассоциации детей, больных синдромом Вильямса, болезнью сирот. Я участвовал и в польском Téléthon во Вроклаве. Это наложило на меня отпечаток. Я никогда не катался перед стольким количеством народу: было сорок тысяч человек! В тот раз я был потрясен встречей с одним двухлетним ребенком, страдающим аутизмом, брошенным родителями. Если бы это зависело только от меня, я привез бы его домой. Популярность, известность позволяют чуточку помочь, утешить тех, у кого нет моей удачи жить красивой жизнью чемпиона. Я никогда не забываю об этом.

Я равно интересуюсь и моими возможными преемниками и внимательно слежу за соревнованиями в молодежных категориях. Среди подающих надежды чемпионов Ромэн Понсар – отдельный случай. В тринадцать лет этот фигурист из Шарлевиль-Мезье немного напоминает мне Брайана Жубера в том возрасте! Мы встретились во время одной стажировки в Куршавеле. С тех пор он очень регулярно звонит мне, как только ему удается та или иная сложность на тренировке. Это увлеченный человек, работяга, который не щадит себя в работе, чтобы этого достичь. Он хотел бы, чтобы я послал ему свою тунику из «Матрицы», чтобы кататься в ней! Но она еще немного ему велика, он подождет. Это тоже фанат Ягудина. Когда он был младше, он попросил свою мать смастерить на его размер копию костюма из «Человека в железной маске», который носил великий Ягудин при своем олимпийском титуле. У Ромэна кое-что есть, он может добиться успеха. У него много достоинств. Когда я закончу свою карьеру, я очень хотел бы открывать новые таланты. И, таким образом, замыкать круг.

Ольга Спасибо !!!))