Александр Бурьяк
Виктор Цой как подростковый певец и деструктор
bouriac@
yahoo.com Чем дольше живешь, тем больше разочаровываешься: в себе, в других, в любимых сказках и т. п.: годы отягощают не только болезнями, но и разочарованиями. В любимых песнях нередко разочаровываешься тоже. Впрочем, мне до сих пор нравится "Интернационал", гимн Советского Союза, а также вот это из Виктора Цоя: Хочешь ли ты изменить этот мир, Сможешь ли ты принять как есть, Встать и выйти из ряда вон, Сесть на электрический стул или трон? Правда, в устойчивой привязанности к указанному стиху вряд ли следует признаваться в хорошем обществе, потому что, как я понимаю, завышенная самооценка и стремление совершить что-то выдающееся -- это феномен подростковый, а в более зрелом возрасте такие вещи встречаются обычно у людей припыленных: творческих личностей и хронических неудачников не без способностей, тогда как большинство нормальных людей переключается на возделывание своей скромной нивы и пользование доступными радостями жизни. Разумеется, у меня автоматически возникает неприязнь к любой привлекшей мое внимание знаменитости, а в качестве формальных поводов всегда отыскивается ЧТО-ТО -- или по крайней мере это что-то видится моему не очень глубокому уму, затуманенному завистью к чужой заслуженной славе. Вот с этими-то формальными поводами я и попробую здесь разобраться. * * * Виктор Цой -- одно из самых ярких и опасных открытий, которые ожидают всякого подростка в руcскоязычной части мира. Сам по себе Цой довольно симпатичен (если не думать о его соседях, которые, быть может, очень страдали от его ночных музыкальных упражнений за стенкой), но его ярые поклонники -- это, как правило, расхлябанная мразь, загаживающая подъезды и пачкающая краской дома и заборы. Слабая нервная система, изнеженность, несклонность к самодисциплине, неспособность к систематическому усилию и букет дурных привычек -- основные качества последователей Цоя. Когда эти волосатые недоросли с кольцами в ушах и пирсингом на всяких местах стонут в подземном переходе: "Перемен! Мы все хотим перемен!", я с ужасом думаю: упаси меня Боже от перемен, которых они хотят. У меня с ними разные желательные перемены. Повышенная вредность Цоя обусловлена не только его талантом, но также тем, что, в отличие от других популярных деструкторов, он подкрадывается к людям в их самом неблагоприятном возрасте: когда половые гормоны уже толкают на подвиги, а ума и жизненного опыта еще нет. Есть "просто" подростковые песни: про мальчиков-девочек, про любовь, белые розы, тополиный пух и т. п. А есть подростковые песни с претензией на взрослость: на трагичность, философичность, героичность и т. п. Так вот, это как раз песни Виктора Цоя. Основные поклонники Цоя -- сопляки, переполненные жалостью к своим трагическим личностям. Цой вечен -- настолько, насколько вечной является проблема неприкаянной молодежи. Тех, кому удается перевалить "за тридцать", песни Цоя худо-бедно отпускают: пере- стают "брать за душу". И дело прежде всего в том, что к этому возрасту обычно успевают надоесть "перемены". На подростковые умы Цой производил и производит, разумеется, очень сильное впечатление -- своими черными одеяниями, сдержанны- ми манерами, молчаливостью и т. п. Нервной молодежи нравится представлять свою жизнь высокой драмой на пустом месте, а в Цое она получила образец того, как надо это делать. На самом деле вся цоевская драма сводилась к столкновению неусидчивого разболтанно- го подростка с грубой советской действительностью, требовавшей от всех прилежания. Родительские харчи были неплохим буфером в этом столкновении, а вовремя сделанная "отмазка" от военной службы обеспечивала возможность безмятежного творческого поиска, прерывавшегося разве что пьянками. "Предчувствие трагического конца" -- это тоже для подростков с их недоразвитым критическим мышлением.